Пожилая дама в Голландии
Шрифт:
Я плутала по каким-то темным пустым улицам, лишь очень смутно представляя себе направление бега и сколько он длится. В какой-то момент заметила, что улица упирается в глухую стену, перед которой маячат две человеческие фигуры. Я свернула и, совершенно теряя ориентацию, повернула в какую-то поперечную улицу и тут же увидела вдали фонари и услышала гул машин. Только тогда я почувствовала, что сердце мое бьется буквально в горле, в ушах шумит и я с хрипом хватаю ртом воздух. Последние несколько десятков метров стоили мне больше всего.
В тот момент, когда я очутилась на нормальной улице среди людей, силы, обнаружившиеся у меня во время спринта, которого не постыдился бы и двадцатилетний, улетучились, как воздух из проколотой автомобильной
Я боролась с собой, чтобы не сесть посреди улицы, и не мечтала ни о чем другом, кроме чьей-нибудь опеки и помощи. Я не знала ни где я нахожусь, ни что мне делать. Сердце мое все еще колотилось в горле, а ноги были ватными.
На другой стороне улицы я заметила бистро. С усилием перешла проезжую часть и плюхнулась на первый же свободный стул в баре. Подошел официант, а я с ужасом осознала, что не знаю, хватит ли мне хоть на что-нибудь денег. Обратный билет у меня уже был куплен, но я ведь тратила на обед, кафе, билеты в музеи, проезд. Я нервно открыла сумочку и начала считать деньги. У меня оставалось пятнадцать гульденов и какая-то мелочь. Официант выжидающе стоял рядом. Я осмотрелась. Все вокруг меня потягивали пиво из огромных стеклянных кружек.
– Сколько стоит пиво? – спросила я.
– Смотря какое. «Туборг» – пять гульденов.
Я перевела дух и попросила «Туборг». Это была вторая чудовищная глупость, которую я совершила в Амстердаме. Я никогда не пью пива, потому что не люблю его и чувствую от него тяжесть. После нескольких глотков этой горькой жидкости ноги из ватных превратились в многокилограммовые колодки и у меня разболелась голова.
Но самое ужасное было в том, что я не могла сообразить, что мне делать дальше. Все нормально, успокаивала я себя, мне нужно сейчас же позвонить в полицию и сказать, что я была свидетелем убийства, что я видела, как оглушили женщину и бросили ее в канал. Однако какой из этого толк, если я не знаю даже, где это было. В такой ситуации важна каждая минута. Сколько минут я бежала? Не знаю. В таких обстоятельствах, даже если будет организован немедленный розыск, быстрых результатов ждать не приходится. Шансов, что Янину Голень, если это была она, выловят живой, нет. К тому же удар по голове, который она получила, был, вероятнее всего, смертельным, убийца не стал бы рисковать, оглушая ее голой рукой. И у них имелось покрывало, чтобы завернуть тело перед тем, как бросить в воду. Это было запланированное убийство, выполненное расчетливо…
В голове у меня гудело. Я с трудом поднялась со стула. Телефонная кабина находилась в коридоре у туалетов. В телефонной книге я нашла номер полиции и набрала его. После нескольких сигналов голос в трубке забормотал что-то по-голландски. Я посмотрела на часы, было без пяти девять. В 9.25 уходил мой поезд в N. Я крикнула в трубку, что могу говорить только по-английски. Тот же голос ответил:
– Да…
Запинаясь и повторяясь от волнения, я нескладно рассказала, что видела у канала.
– Весь город покрыт каналами. Улицы у каналов имеют названия, – флегматично объяснил голос. – Где это было?
– Не знаю, как эта улица называется. На нее выходит переулок, где секс-магазины с девушками в витринах.
– Таких улиц много. Это портовый район?
– Не знаю!
– Откуда вы звоните?
– Из бистро.
– Из бистро на какой улице?
– Не знаю! – выкрикнула я, расстроенная до последней степени.
– Советую меньше пить, – еще флегматичнее произнес голос, после чего в трубке раздался щелчок. Было 9.05.
Чуть не плача от досады, что потеряла ценные десять минут, я вылетела из бистро как из пушки. Теперь я думала только об одном – что произойдет, если я опоздаю на поезд. Денег у меня не было – значит, о том, чтобы остановиться в отеле, не могло быть и речи. И тут передо мной из бистро вышла группа молодых любителей пива. Я догнала их и спросила, как мне быстрее попасть на вокзал. К счастью, здесь в школе, очевидно, все учат английский. Моя
– Мы отвезем вас на вокзал. Машина стоит на соседней улице.
Оказалось, что до вокзала не так уж близко и без помощи моих молодых голландцев я бы ни за что не успела.
Когда я уже сидела в удобном кресле в светлом полном людей вагоне, а поезд с каждой минутой удалялся от Амстердама, меня охватило ощущение, что все виденное мною у канала – кошмарный сон. Не может быть, чтобы это произошло со мной на самом деле. Плохо освещенные пустые улицы, секс-магазины, витрины с продажной плотью, темные воды канала – все это было похоже на сценарий, в котором все было двусмысленно и возможно… И не исключено, что прав был полицейский, бросивший телефонную трубку.
В этом хорошо освещенном вагоне, где напротив меня сидела молодая пара с ребенком, я хотела уверить себя в том, что у амстердамского канала мне все почудилось. Но ведь я знала человека, который вел вместе с другими ту женщину! В этом не могло быть сомнений! Я запомнила его лицо еще на вокзале в Утрехте и до того момента, как его напарник ударил женщину и они бросили ее в воду, считала его полицейским, как и двух других.
Я, наверное, громко вздохнула или охнула, так как молодая мать удивленно посмотрела на меня. Смутившись, я красноречиво дотронулась руками до висков и лба. Она поняла жест, потому что через минуту протянула мне какой-то пузырек с таблетками и что-то сказала по-голландски. Не раздумывая, я вынула таблетку и всухую проглотила ее. Через несколько минут лекарство начало действовать, терзавшая меня после пива головная боль ослабла, и я почувствовала себя отупевшей и сонной.
Дома обо мне уже начали беспокоиться. Мой ребенок встретил меня упреками: мол, они ждут за чаем уже три часа, из-за меня не ложатся спать.
– Есть не буду, падаю от усталости… – объявила я и добавила, что завтра не встану до обеда.
Проснулась я, однако, рано. Стояла прекрасная, солнечная погода с ярким голубым небом, что в это время года здесь бывает редко. Открыв глаза, но еще не совсем проснувшись, я насладилась ею, затем, переборов лень, села в постели… И только тогда на меня обрушились воспоминания вчерашнего вечера. В одну минуту небо нахмурилось, погасло, и меня охватило одно желание – спать! Любой ценой – еще спать!
Я уткнула голову в подушку, натянула одеяло почти до носа, закрыла глаза. Напрасно. Под закрытыми веками повторялся один и тот же эпизод: мужчина замахивается и бьет женщину по голове, двое мужчин закутывают лежащую в покрывало и поднимают этот ужасный сверток, плеск воды…
Я стремительно выскочила из постели. В спальне Крыся и сына было еще тихо. Набросив на себя халат, я на цыпочках спустилась по лестнице и прошла на кухню, чтобы сварить себе кофе. Вопреки распространенному мнению о его бодрящем действии, мне кофе всегда помогает спокойно сосредоточиться. И сейчас, выпив большую чашку, я начала обстоятельно обдумывать ситуацию.
Прежде всего, я систематизировала по очереди все факты, которые после моей вчерашней поездки начали складываться в ряд вопросов и гипотетических ответов.
Янина Голень, как она сама назвала мне свое имя, должна была, как и я, выйти в Утрехте, но вышла, когда я спала, на первой или второй станции после пересечения голландской границы. Она взяла у меня не только шляпку от дождя, но также творог, который она якобы и сама везла с собой. В этом я была уверена, хотя Войтек не сомневался в том, что творог остался в Варшаве в холодильнике. Зачем она взяла эти вещи? И не вышла ли раньше Утрехта из-за шляпки и творога? Невероятно! Оставленная ею лисья шапка стоит в тысячу раз больше.