Пожиратель Душ

Орлов Антон

– Стой! – крикнул позади всполошившийся Чарста. – Не ходи дальше, туда нельзя!

Ник его не послушал и в конце концов выбрался к одноэтажному особняку с заколоченными окнами, облитому молочным светом большого иллихейского месяца. С другой стороны от особняка ограда была металлическая, узорчатая, за ней виднелась улица. Ник направился туда через заросший бурьяном двор, и тут в доме запели хором тоненькие голоса.

Он остановился, удивленный. Чарста за стеной кустарника что-то кричал – вроде бы слезно просил его вернуться, не губить свою молодую жизнь и не подводить хороших людей

под служебное взыскание.

А в оконном проеме, за досками крест-накрест, что-то шевельнулось. Оттуда высунулась огромная пухлая пятерня – размером с автомобильное колесо, не меньше – и каждый палец увенчан кукольной головкой, они-то и пели тонкими жалобными голосами.

Ник остолбенел. Потом опомнился, бросился к ограде, забыв о боли, в два счета перемахнул на ту сторону. Заметил краем глаза предупреждающий знак на решетке. У него не было времени осматриваться и читать таблички. Он петлял, сворачивал из одной улицы в другую. Дыхание сбивалось, голова кружилась, и месяц над темными крышами дрожал, словно отражение в воде – а может, он и был отражением?

Знакомые места. Здесь Ник уже был. Сделав крюк, он снова очутился в окрестностях вокзала.

– Эй, молодой человек!

Голос Ксавата цан Ревернуха. Ник вздрогнул, но, оглянувшись, увидел седого мужчину с пышной встопорщенной бородкой. Незнакомый. Просто голос похож.

– Это не ты искал «бродячих котов»?

– Я, – настороженно признался Ник.

– Тогда пошли со мной, отведу к ним. Я служу в почтовой конторе, знаю ихний адрес.

– Спасибо.

Провожатый всю дорогу сердито ворчал, ругал местные власти, полицию, которая не может навести порядок, плохое освещение. В одном из переулков он остановился перед двухэтажным домом с полуколоннами по обе стороны от двери и темной вывеской:

– Сюда завернем. Тут аптека. Тебе надо умыться, а то нехорошо в таком виде приходить к святым людям.

Окна светились, но покупателей в маленьком помещении не было. За прилавком сидел в кресле аптекарь, толстый, лысый, с непроницаемыми умными глазами старого шахматиста. Седой что-то шепнул ему, и Ника провели в грязную туалетную комнату с умывальником.

Когда он, кое-как смыв кровь и пригладив мокрые волосы, оттуда вышел, аптекарь протянул ему кружку:

– На, выпей. Это общеукрепляющая микстура, а то тебя как пьяного шатает.

Напиток был теплый, с горьковатым полынным привкусом.

«Теперь за все поплатишься, сопляк паршивый, а я еще и деньжат огребу!»

Дождавшись, когда взгляд Ника утратит осмысленное выражение, Ксават вполголоса бросил:

– Обыскать его надо. Он кой-чего стащил у Аванебихов – то ли колье, то ли брошь. Если не заныкал, я тебе продам.

– Продашь?.. За полцены.

– За тупака меня держишь? Кто его сюда привел?

– А кто микстуркой угостил?

Приятно, что ни говори, поторговаться с хасетанцем, как в былые времена! Радухт всегда готов заграбастать все и оставить тебя без навара. Клетчаб Луджереф с давних пор его за это и ненавидел, и уважал.

Из Хасетана Радухт уехал уже после преображения Клетчаба. Поссорился с авторитетами, но не так, чтобы за это убили, а велели ему, по обычаю, собирать манатки

и выметаться из города подобру-поздорову. Он и обосновался в Эвде. Промышлял все тем же: скупал краденое, давал деньги в рост тем, кому не с руки соваться в банк, приторговывал запрещенными снадобьями. Вел кое-какие темные дела с Ганжебдой – по обрывкам слухов, поставлял туда живой товар (Ксават надеялся, что это не брехня). Был все таким же скрягой и пройдохой, как в счастливую давнюю пору.

Толкнув безучастного, как живая кукла, Ника на диван, покрытый вытертым ковром с плохо различимой пасторалью, Ксават приступил к обыску, одновременно торгуясь и переругиваясь с Радухтом.

На шее у парня что-то блеснуло. Ага, вот что он спер у Аванебихов: крупный продолговатый рубин на золотой цепочке. Видно, что вещица старинная, уйму денег стоит.

Радухт, успевший надеть очки с толстыми линзами, тоже углядел кулон.

– Ну-ка, что там?

– Фамильная побрякушка господ цан Аванебихов. Этот недоносок стянул ее в театре, при огромном стечении народа, и сразу драпанул. Ежели будет суд, свидетели в зале не поместятся.

– Дюжина «лодочек».

– Сколько?

– Дюжина «лодочек», – невозмутимо повторил Радухт.

– Ты не сечешь, сколько оно стоит? – сварливо поинтересовался Ксават.

– Я-то секу. Эту безделушку в ближайшие лет десять не продать ни в одной ювелирной лавке, Аванебихи, наверное, уже разослали описание. Разве что на мелкие камешки порезать, но тогда цена упадет. Видишь, какая форма…

Ксават расстегнул и снял с Ника пояс, в котором похрустывали купюры.

– Тупака тоже надо продать, выручку напополам. Цепняков он боится, в тюрьму не хочет, поэтому поднимать бучу не станет.

– Гм… В Эвде есть три-четыре заведения, где его охотно купят.

– Не туда, – нахмурился Ксават. – В Убивальню.

– Он не похож на гладиатора. В доме госпожи Тияхонары за него дадут втрое больше. Или вдвое… Жаль, что ему физиономию так попортили, Тияхонара собьет цену.

– Я сказал, в Убивальню. Бери кулончик за дюжину.

Оно, конечно, если продать Ника в заведение госпожи Тияхонары, для парня из сопредельного мира это будет страшное унижение, шок – может, даже руки на себя наложит… А вдруг не наложит, вдруг он настолько понравится кому-нибудь из клиентов, что его оттуда выкупят, и опять получится, как с озером Нельшби, когда все пошло насмарку? Ксават хотел похоронить мерзавца наверняка.

– Ладно. Восемь «лодочек» за рубин – и отправим парня в Ганжебду.

– Мы же сошлись на дюжине! – Ксавата передернуло от негодования.

– Восемь. Продать иммигранта в бордель – это наказуемо, но не смертной казнью, а отправить в Убивальню – это приравнивается к убийству, и наказание будет как за убийство.

– А то раньше ты никого туда не пристраивал!

Ксавата подмывало вцепиться в жирную шею хапуги. Разувает, как последнего тупака.

– Я их не похищал, а вербовал, – невозмутимо уточнил Радухт, за толстыми стеклами его глаза казались огромными и мутноватыми, как у старой мудрой рыбы. – Это разные статьи. Ты уверен, что никто не пойдет его искать по кровавому следу? А то прямо сюда заявятся, только мне таких гостей не хватало.