Пожиратель женщин (Сборник)
Шрифт:
— Вы часом не увлеклись игрой во вранье, Патриция?
— А мне теперь наплевать, что со мной будет!
— И вы только теперь меня об этом предупреждаете?
— Меня мало интересуют ваши дела.
—: Дорогая Патриция, вы еще долго будете жалеть о своем предательстве! Можете на меня рассчитывать! А до Питера я докопаюсь, где бы он ни скрылся!
И тут они услышали шум подъезжающей машины, остановившейся перед входом в «Гавайские пальмы». Дункэн подбежал к окну и с облегчением вздохнул, когда
— Не знаю, на что вы рассчитывали, но вы посмели мне солгать!
Со всей силы он надавал ей пощечин. Она удержалась от стона.
— Это чтобы вы могли предвкушать, что вас ждет впереди! Но вы еще можете принести свои извинения Питеру, пока я буду приканчивать эту шотландскую обезьяну!
Он занял место за своим столом, вынул пистолет, взял в правую руку и взвел курок. Патриция закричала что есть мочи:
— Осторожно, Малькольм! Он...
Дверь с грохотом раскрылась, и Дункэн выстрелил. Действительно, он целился хорошо, и Девит, получив пулю прямо в сердце, упал ничком. Макнамара опустился на колени рядом с Питером и сообщил:
— Ну вот, старина, вы его убили.
Дункэн не мог прийти в себя. Какого черта Девит поперся первым?
Малькольм положил на стол сверток с наркотиками:
— Вот товар.
Джек не знал толком, как себя повести. Не подозревая о попытке Питера его обокрасть, он убеждал себя, что убил своего компаньона зазря, по-глупому. Чтобы закончить с этим шотландцем, он решил пойти за -другим пистолетом. Он было собрался это сделать, как вдруг Патриция закричала Малькольму:
— Зачем вы отдали ему эти наркотики? Вы что, не знаете, что он будет с ними делать? Значит, вы и в самом деле такой дурак, каким кажетесь? Или вы такая же гниль, как и он?
Дункэн накинулся на нее и стал хлестать по лицу, йотом схватил двумя руками за горло:
— Тварь! Грязная сука! Я тебя заставлю замолчать!
Патриция пришла в отчаяние, что Макнамара не спешит ей на помощь. Как вдруг в кабинете взвыла волынка.
В замешательстве Джек бросил Патрицию и оглянулся на шотландца, который дул что есть мочи в волынку. Это было похоже на комедию и бред одновременно: огромный тип играет на своей волынке, а в ногах у него лежит труп. Вне себя, хозяин «Гавайских пальм» кинулся на Малькольма и вырвал у него музыкальный инструмент.
— Вы что, спятили?
— Я? Что за дурацкая идея?
— Но что вас разбирает играть в такой момент?
— У нас в Томинтоуле всегда играют «Полковник возвращается к себе», когда какой-нибудь тип должен умереть.
— Да оставьте ваши выходки для Томинтоула, если вы туда когда-нибудь попадете! — И, указав на Девита, добавил: — В любом случае для него это уже поздно!
— А я играю не для него, старина!
— А тогда для кого?
Надевая
— Для вас.
— Для меня?
— Для вас. Потому что я вас сейчас убью, старина.
— Что вы несете? Вы случайно не приболели?
— Видите ли, у нас в Томинтоуле когда кто-нибудь поднимает руку на любимую девушку, его нужно убить, чтобы смыть позор... а я очень люблю мисс Поттер.
— И вы воображаете, что меня напугали, дурак вы недоделанный! — взревел Дункэн.
Одним прыжком Малькольм подскочил к нему и схватил за горло. Дункэн напрасно силился освободиться от тисков, которые его сжимали. Склонившись над ним, шотландец шептал:
— Патриция мне рассказала о той девушке и о том полицейском, которых вы приказали Девиту убить... Она мне рассказала еще, что она терпит от вас... Как по-вашему, старина, в один прекрасный день надо за все расплатиться?
Сначала оцепенев от того, что происходит у нее на глазах, Патриция в конце концов вцепилась в Малькольма.
— Только не вы, Малькольм, только не вы! Не становитесь теперь- вы убийцей! Ради любви ко мне, отпустите его!
Не отпуская рук, он посмотрел на нее с улыбкой:
— Вы правда хотите, чтобы я его оставил?
— Умоляю!
— Ладно.
Он разжал руки. Дункэн рухнул на ковер. Патриция попыталась привести его в чувство.
— Я думаю, что у вас ничего не получится.
— Почему?
— Потому что я, наверное, сжал его слишком сильно и сам того не заметил. По-моему, я ему пережал сонную артерию.
— Так, значит, Джек...
— Мертвее не бывает.
И он вполне спокойно снял перчатки.
— А теперь, дорогая, мы можем ехать в Томинтоул.
Ошеломленная, Патриция ничего не могла сообразить:
Из трех мужчин, которые еще сегодня утром разговаривали в этом самом кабинете, только Малькольм остался в живых, но именно он-то и должен был умереть... Она смотрела на шотландца с какой-то опасной. Он был таким, сильным, таким спокойным, таким ребенком... Ребенком, который убивает, даже не заметив этого. Понизив голос, она спросила:
— Малькольм... почему?
— Потому что он вас избил, а это, крошка, как бы вам сказать, мне не нравится... Мне это совсем не нравится.
Патриция не знала, как объяснить этому чересчур большому младенцу, что убивать — это ужасно. И в это время в дверь тихонько постучали и послышался неуверенный голос Тома:
— Я вам не нужен, хозяин?
Шотландец быстро прислонился к стене, не произнося ни слова. А Патриция, еще не придя в себя, совершенно не была способна на что-либо реагировать.
Том, безусловно удивившись, что никто не отвечает на его вопрос, приоткрыл дверь, просунул голову, а потом и плечи.
— Вы здесь, хозя...