Поживем - увидим
Шрифт:
Миссис Клэндон останавливается неподалеку от двери и окидывает взором присутствующих. Глория, старательно игнорируя близнецов, из боязни спровоцировать их на какую-нибудь выходку, идет к окну и задумчиво глядит на море; мысли ее витают где-то далеко. Вопреки ожиданиям, горничная не уходит, а прикрывает дверь и остается стоять по эту сторону ее.
Миссис Клэндон. Ну что, дети? Долли, как твой зуб?
Долли. Слава богу, прошел. Вырвали. (Садится на приступку зубоврачебного кресла.)
Миссис Клэндон садится на стул возле письменного стола.
Филип (степенно,
Миссис Клэндон (озираясь с опаской на горничную). Фил!
Горничная. Извините, мэм. Я жду мистера Валентайна. У меня к нему поручение.
Долли. От кого?
Миссис Клэндон (ужаснувшись). Долли!
Долли прикрывает рот кончиками пальцев.
Горничная. Всего лишь от хозяина, мэм.
Валентайн, в синем костюме, держа в руках соломенную шляпу, входит веселый и запыхавшийся от спешки. Глория, оторвавшись от окна, разглядывает его с холодным вниманием.
Филип. Мистер Валентайн, познакомьтесь, пожалуйста. Моя мать, миссис Ланфри Клэндон.
Миссис Клэндон склоняет голову. Валентайн кланяется учтиво и ничуть не конфузясь.
Моя сестра Глория.
Глория кланяется сухо, с достоинством и садится на диван. Валентайн влюбляется с первого взгляда; нервно перебирает поля шляпы и нерешительно кланяется.
Миссис Клэндон. Итак, мистер Валентайн, мы сегодня будем иметь удовольствие завтракать в вашем обществе?
Валентайн. Спасибо… э-э… если это вас не затруднит… то бишь, раз вы так любезны… (К горничной, недовольно.) Ну, что там такое?
Горничная. Хозяин желает с вами поговорить, сэр, пока вы не ушли.
Валентайн. Ах, ну скажите ему, что у меня здесь четыре пациента.
Все Клэндоны, за исключением Фила, которого ничем не прошибешь, изображают удивление.
Если он может чуть-чуть обождать, я… я спущусь к нему на минутку. (Решившись довериться ее такту.) Скажите, что я занят, но очень хочу его видеть.
Горничная (успокоительно). Хорошо, сэр. (Уходит.)
Миссис Клэндон (собираясь встать). Мы, кажется, вас задерживаем?
Валентайн. Нет, нет, нисколько! Ваше присутствие может даже сослужить мне службу. Дело в том, что вот уже шесть недель, как я не плачу за квартиру, и до сего дня у меня не было ни одного пациента. А теперь хозяин решит, что мои дела идут на поправку, и мне будет значительно легче с ним разговаривать.
Долли (с досадой). До чего противно, когда люди все о себе выбалтывают с места в карьер! А мы-то тут расписали, будто вы всеми уважаемый медик, занимающий прочное положение в обществе.
Миссис Клэндон (в ужасе). Ах, Долли, Долли! Дорогая моя, разве можно быть такой невежей? (Валентайну.) Ради бога, извините моих детей, мистер Валентайн, они у меня настоящие дикари.
Валентайн. Ну что вы! Я уже привык к ним. Я вас попрошу о большой любезности: обождите, пожалуйста, тут пять минут, пока я развяжусь с моим хозяином.
Долли. Смотрите не задерживайтесь! Мы есть хотим!
Миссис Клэндон (опять с укором). Долли, милая!
Валентайн (к Долли). Хорошо. (К миссис Клэндон.)
Филип. Видали? (Показывая пальцем на Глорию.) Любовь с первого взгляда. Еще один скальп в твоей коллекции. Номер пятнадцать.
Миссис Клэндон. Потише, Фил, прошу тебя! Ведь он может услышать.
Филип. Он-то? (Готовясь к бою.) Теперь вот что, мама! (Берет табуретку, стоящую возле столика, и величественно усаживается в центре комнаты, точь-в-точь как незадолго до него это проделал Валентайн.)
Долли, чувствуя, что ее позиция на приступочке кресла не соответствует торжественности предстоящей сцены, поднимается с решительной и важной миной, переходит к окну и становится спиной к письменному столу, опираясь на него руками. Миссис Клэндон глядит на них с удивлением, не понимая, к чему они клонят. Глория настораживается.
(Фил, выпрямившись, кладет кулаки симметрично на колени и приступает к делу.) Мы тут с Долли о многом переговорили за последнее время; и вот, исходя из моего жизненного опыта… мне… нам то есть… кажется, что ты (подчеркнуто, отчеканивая каждое слово) не совсем отдаешь себе отчет в том…
Долли (прыжком садится на письменный стол). Что мы уже взрослые!
Миссис Клэндон. Вот как? На что же вы жалуетесь? Филип. Видишь ли, мы начинаем подумывать, что есть некоторые вопросы, в которых ты могла бы быть с нами немножко откровеннее.
Миссис Клэндон (в ней проснулся боевой конь; спокойная размеренность манер уступает место сдержанному возбуждению; не теряя чувства собственного достоинства и ни на минуту не изменяя хорошему тону, она выпрямляется во весь рост, являя собой картину железного упорства и непреклонности; типичный представитель старой гвардии). Погоди, Фил! Помни, что я вам всегда говорила. Существуют две разновидности семейной жизни. Твой житейский опыт покуда охватывает лишь одну из этих разновидностей, Фил. (Впадая в декламацию.) Та разновидность семейной жизни, с которой ты знаком, основана на взаимном уважении, на независимости каждого члена семьи и признании его права на самостоятельную (делая сильное ударение на слове «самостоятельную») личную жизнь. И вот, оттого, что вы привыкли пользоваться этим правом, оно вам кажется чем-то само собой разумеющимся, и вы его не цените. Однако (с беспредельной горечью) есть и другой род семейной жизни, при которой мужья вскрывают письма своих жен, требуют отчета в каждом истраченном гроше, в каждой прожитой минуте, а жены их, в свою очередь, так же поступают со своими детьми; при семейной жизни этого рода в вашу комнату вторгаются без спроса, с вашим временем не считаются, вы ни минуты не принадлежите себе; такие понятия, как долг, добродетель, домашний очаг, религия, повиновение, любовь, — становятся орудиями отвратительной тирании, а жизнь превращается в унылую цепь пошлостей, сплетенную из наказаний и обмана, принуждения и бунта, из ревности, мнительности, взаимных упреков… Но я не могу даже передать вам, что это такое, — ведь вы, к счастью, и представления об этом не имеете. (Садится в изнеможении.)