Пожизненный срок
Шрифт:
— Я пришла, чтобы посетить Юлию Линдхольм, — сказала она, доставая полицейское удостоверение.
Дежурный прищурил глаза и плотно сжал губы. В тюрьме мог быть триста один заключенный, но он точно знал, кто такая Юлия.
— Линдхольм находится в изоляторе, — сказал он. — Визиты и посещения запрещены.
Нина вскинула подбородок и, тоже прищурившись, сказала:
— Ты же понимаешь, что речь идет не о праздном посещении, а о неформальном допросе. Я полагала, что этот вопрос согласован, а посещение санкционировано.
Дежурный
Она ждала у стола долгих десять минут.
«Я сейчас уйду. Я не могу этим заниматься, Юлия. Я ничем не могу тебе помочь…»
— Нина Хофман?
Она обернулась и увидела женщину-надзирательницу, стоявшую у двери, ведущей в глубь здания.
— Я должна попросить тебя оставить здесь все личные вещи, верхнюю одежду и мобильный телефон. Только после этого я могу впустить тебя в тюрьму. Так, хорошо. Нам сюда.
Нина положила в шкафчик слева от стола платок, куртку и сумку и получила бейдж, который надо было прикрепить к одежде на все время пребывания в тюрьме. После этого Нина прошла через турникет.
Вслед за надзирательницей она направилась по коридору к холлу с лифтами, двери которых были выкрашены в кричащий ярко-синий цвет.
— Мы идем не в комнаты для свиданий?
— Мне приказано отвести тебя в камеру к Юлии Линдхольм в женском отделении тюрьмы, — ответила надзирательница, поигрывая связкой ключей на конце длинной цепи.
Нина не ответила. Она никогда до сих пор не бывала в Кронебергской тюрьме.
Они вошли в лифт, и надзирательница нажала кнопку. Лифт некоторое время постоял на месте, прежде чем поехать, и Нина успела заметить видеокамеру.
— Лифты находятся под постоянным наблюдением, — сказала надзирательница. — Все перемещения по зданию записываются на видеокамеры и просматриваются в режиме реального времени.
Лифт остановился на третьем этаже. Нина хотела было шагнуть из кабины, но надзирательница остановила ее.
— Здесь заканчивается зона юрисдикции полиции, — сказала она. — Нужно еще одно разрешение, чтобы войти в саму тюрьму.
Через несколько секунд лифт дрогнул и поехал дальше.
Они вышли на шестом этаже, миновали три запертых двери и только после этого попали собственно в тюремный коридор.
— Сейчас мы подождем, чтобы пропустить тележку с едой, — предупредила надзирательница.
Нина окинула взглядом устланный серым линолеумом длинный, через все здание, коридор, заканчивавшийся зарешеченным окном. Солнечные лучи и свет неоновых ламп под потолком тускло отражались от пола. Вдоль стен тянулся ряд зеленых металлических дверей. На каждой двери — табличка с информацией о заключенном, номером камеры, перечнем особых ограничений и номером дела. На каждой двери был лючок, сквозь который надзиратель мог в любой момент заглянуть в камеру. Двери были снабжены прочными замками. Было
— Так, значит, тюрьма полна? — спросила Нина.
— Ты шутишь? — вопросом на вопрос ответила надзирательница.
Мимо прошли двое мужчин, кативших тележку, уставленную подносами, и исчезли в соседнем коридоре.
Надзирательница дошла почти до конца коридора и отперла одну из камер.
— Юлия Линдхольм, к тебе посетительница.
Нина сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и взять себя в руки, но во рту у нее, несмотря на это, внезапно пересохло. Стены давили, и Нина поняла, как тесно узнику в камере.
«Это же бесчеловечно! Как они могут так с тобой обращаться?»
Юлия, сгорбившись, сидела на привинченном к стене столе и сквозь крошечное оконце смотрела на небо. На Юлии была серо-зеленая тюремная пижама. Сомкнув колени, она быстро покачивалась взад и вперед, лихорадочно шевеля затянутыми в толстые шерстяные носки пальцами ног. Волосы были собраны в узел на макушке. Казалось, она даже не заметила, что кто-то вошел в камеру.
— Юлия, — тихо, чтобы не испугать, окликнула подругу Нина. — Юлия, это я.
Дверь камеры закрылась за спиной Нины. Она обернулась и заметила, что изнутри у двери нет ручки.
Вначале Юлия не отреагировала на оклик и продолжала, не отрываясь, смотреть в окно.
Нина привалилась спиной к двери и несколько томительно долгих секунд оглядывала камеру. Сосновый стол был соединен с топчаном, тоже намертво привинченным к стене. Дерево было покрыто старым пожелтевшим лаком со следами потушенных сигарет. Стул, две маленькие полочки и умывальник — вот и все убранство. В камере висел тяжелый, застоявшийся запах табачного дыма.
— Юлия, — повторила Нина, шагнула к столу и нежно положила руку на плечо подруги. — Юлия, как ты?
Юлия отвела взгляд от окна, обернулась, и лицо ее осветилось счастливой улыбкой.
— Нина, — прошептала она, обвив ее руками и продолжая раскачиваться. — Как хорошо, что ты пришла меня навестить! Что ты здесь делаешь?
Нина осторожно высвободилась из объятий Юлии и испытующе посмотрела ей в лицо. Глаза Юлии покраснели, на щеках выступила сыпь, но улыбка была искренней и приветливой, лицо стало бодрым и энергичным.
— Я хотела узнать, как твои дела, — ответила Нина. — Так как ты себя чувствуешь?
Юлия пожала плечами, скользнула мимо Нины, спрыгнула со стола, подбежала к двери и положила на нее ладони. Потом снова вернулась к столу, села на него, встала, пересела на топчан.
— Юлия, — сказала Нина, — я слышала, что ты уволилась. Почему?
Юлия удивленно посмотрела на подругу, потом принялась грызть ногти, оглядывая камеру.
— Мне нужно купить моющую жидкость, — сказала она. — У меня кончился порошок. Есть бруски мыла, но они плохо растворяются в воде…