Пожизненный срок
Шрифт:
— Сомневаюсь, — возразил Шюман. — Прокурор задраит все люки, сославшись на тайну предварительного следствия.
— Да, к тому же подозреваемая, кажется, окончательно сошла с ума, — сказал шеф новостной редакции.
На собрании слово взял Туре из хозяйственного отдела:
— Многие из нас хотят избрать профсоюзного представителя совершенно нового типа. Человека, который прислушивался бы к нашему мнению. В этом году нам нужен оркестр, а не один только солист. Надо, чтобы коллектив пользовался
Среди присутствующих прокатился одобрительный ропот. Председатель комитета предложил голосовать поднятием рук.
Почему Туре оказался в ассоциации журналистов? Ведь он всегда работал в отделе иллюстраций.
— Итак, двадцать семь голосов за Шёландера, — сказал Туре, — и двадцать восемь за Еву-Бритт Квист. Поздравляю всех с избранием нового председателя!
Раздались жидкие аплодисменты.
Андерс Шюман горестно вздохнул.
Теперь ему предстоит обсуждать вопрос о сокращениях с человеком, который раньше вскрывал для него конверты.
— Патрик прошлой ночью ездил в Сёдерманланд? — спросил он, ткнув пальцем в статью с красочным описанием болота.
— Господи, ну конечно же нет, — изумился Спикен. — Почему ты вдруг об этом подумал?
— Стоячая вода и тучи беспощадных комаров, — процитировал Шюман.
— Все и так знают, как выглядит болото. Ты вот это видел?
Спикен ткнул пальцем в экран.
— Министр иностранных дел намекнул, что Виктора Габриэльссона вот-вот освободят.
«Виктор Габриэльссон? Это еще кто такой?»
— В самом деле? — спросил Шюман. — Почему?
Спикен посмотрел на экран и прочитал следующее сообщение:
— Почти достигнуто «дипломатическое решение». Материал главного агентства новостей: «В Стокгольме министр иностранных дел заявил, что Виктора Габриэльссона, отбывшего пятнадцать лет в тюрьме Нью-Джерси за соучастие в убийстве полицейского, в самом скором времени ожидает экстрадиция в Швецию…»
«А, так это та старая история с убийством полицейского».
— Я поверю в это, когда его действительно освободят, — сказал Шюман.
Спикен нажал клавишу и прочел следующее сообщение:
— Девушка, выигравшая конкурс «Большой Брат», собирается избавиться от своих силиконовых грудей. Она символически похоронит их в плексигласовом гробу и выложит в Интернет на аукцион. Вырученные деньги пойдут на помощь детям в воюющей Руанде.
Андерс Шюман встал.
— Позвоните в детский сад, куда ходил Александр. Может, нам разрешат посмотреть, нет ли его фотографий там. Они любят увешивать фотографиями детей доски объявлений.
Шеф новостной редакции удивленно вскинул брови.
— Интересно, как ты думаешь, где мы добыли его фотографии для сегодняшнего выпуска? — спросил он.
Андерс Шюман вернулся в кабинет, плотно
На пороге стояла Анника Бенгтзон. Она открыла дверь раньше, чем он успел жестом пригласить ее войти. Волосы ее были в полном беспорядке, а на лице застыло упрямое выражение бультерьера, не предвещавшее ничего хорошего.
— Что случилось? — устало спросил он.
— Я нашла несколько по-настоящему интересных фактов о Давиде Линдхольме. Его дважды обвиняли в избиении людей. Он действовал по поручению наркомафии, запугивая мелких наркодилеров, пытавшихся соскочить с крючка и уменьшить доходы наркоторговцев.
Шюман попытался сохранить бесстрастное выражение лица.
— Его в этом обвиняли? Когда?
— Восемнадцать лет назад. И двадцать лет назад.
— Ты говоришь «обвиняли». Он был признан виновным?
— Нет, и это тоже очень интересная история. Каждый раз его оправдывали.
— И ты хочешь об этом написать?
— Думаю, что это будет портрет совершенно другого Давида Линдхольма.
— Эта информация получена от?..
— Я ознакомилась с материалами предварительного следствия, а также встречалась с одним из избитых Линдхольмом людей. Он сказал, что счастлив оттого, что Давид умер.
Шюман прикрыл ладонью глаза, чтобы набраться сил.
— Итак, ты хочешь, чтобы я опубликовал историю, в которой будет рассказано, что убитый герой был на самом деле головорезом на службе мафии, а основан этот рассказ будет на том факте, что его признали невиновным в превышении полномочий? Да еще двадцать лет назад.
Анника прикусила губу.
— Ты все извращаешь…
— Клевета на умершего, — сказал он. — Это серьезное преступление. Один главный редактор за такие штуки сел в тюрьму.
— Да, но…
— Меня сегодня уже один раз протащили мордой по столу. Я больше не желаю об этом слышать. Иди и ищи себе жилье.
— Да, да, — сказала Анника и торопливо вышла из кабинета.
Андерс Шюман сел на стул и обхватил лицо ладонями.
«Это не плод моего больного воображения. Работа год от года действительно становится все более грязной».
Процедура предъявления обвинения была назначена в зале особых судебных заседаний, и Нина приехала одной из первых. Она чувствовала себя неловко в полицейской форме, хотя давно уже должна была к ней привыкнуть, и особенно — в этой ситуации.
В коридоре толпились многочисленные журналисты — корреспонденты газет и радиостанций. Приехали две бригады телевизионщиков. Все они внимательно разглядывали Нину, недоумевая, вероятно, что она здесь делает.
«Гиены! Пришли урвать кусочек падали».