Позор рода, или Выжить в академии ненависти
Шрифт:
Огненная луна едва виднеется из-за туч, гремит гром. Я засыпаю, глядя на луну и сжимая в руке папин платок.
Комната плывёт, обретая всё более ясные очертания.
И вот я уже сижу за столом в нашем родовом особняке в своей комнате и старательно выписываю символы древнего драконьего языка. Они сложные и витиеватые, но я занимаюсь уже почти полгода, поэтому вполне могу читать по слогам и писать, пусть и с небольшими ошибками. Нам — дракорианцам — тяжело даётся древний язык, хоть отчасти
— Сестрёнка, как насчёт почитать вслух в библиотеке? Я тебя жду! — доносится приглушённый голос сводной сестры Лины, когда она проносится мимо по коридору. Спешит на первый этаж.
— Буду через десять минут! — кричу я в ответ.
Так… ещё немного…
Последний штрих.
Я щурюсь, выводя самый сложный иероглиф. На улице уже темно, а лампа почему-то едва светит. И вдруг дверь в мою комнату отворяется, отвлекая меня.
— Ах! — разочарованно выдыхаю я.
Рука съезжает и теперь на безупречно белом холсте с такими же безупречными символами красуется клякса.
Я поворачиваюсь и замираю. Перьевая ручка едва не выпадает из рук. Папа заходит в комнату и ласково кладёт руку мне на плечо. Почему-то складывается ощущение, что мы не виделись так давно. Что я безумно скучала, хотя я точно знаю, что он уехал в обед по делам, и вот теперь вернулся ночью.
— Почти идеально, — хвалит он.
Его голос всё такой же глубокий и бархатный, а взгляд уверенный. На нём тот же строгий костюм, который и был на нём, когда…
Когда что?
Мысль ускользает. Кажется, будто должно случится что-то дурное. Будто весь мир замер в ожидании этого. Но я не могу понять, что именно.
— Как дела, папочка? — я встаю и начинаю аккуратно складывать листки с письмом в папку.
— Бывало и получше, но не забивай голову, дочка.
Я поворачиваюсь, вопросительно глядя на отца.
— Кое кто наворотил дел, а я должен разгребать. Но меня этим уже не удивить, сама знаешь. Так что не волнуйся.
Я понимаю, что несмотря на слова, отец действительно чем-то обеспокоен.
— Это ты про кого? — я хмурюсь, забывая про то, что нужно скорее закрыть банку с чернилами, а то засохнет.
— Твой дядя Оскар, Дея, — отец проводит рукой по волосам.
В его взгляде появляется незнакомый мне огонь. Я понимаю, что отец очень сильно зол и нервничает. Но не хочет показывать это мне, не хочет волновать. Мне сложно представить, что могло случится. Я никогда не видела папу таким. Он всегда собран, спокоен и уверен в себе и своих силах.
— А что с дядей? — мой голос звучит неестественно и тонко, нервозность отца передаётся и мне.
— Поговорим завтра, ладно? — папа наклоняется и целует меня в макушку. — Я тебе позже расскажу.
Поддавшись
Он смеётся, обнимая меня в ответ. Поднимаю голову и вижу, как его взгляд теплеет, и сама улыбаюсь.
— Чтобы ни случилось — семья это главное. Семья — всё, что у нас есть, — говорит отец.
Мне кажется, он говорит это не сколько мне, сколько себе.
— Да, папочка. Я люблю тебя.
— И я люблю тебя. Спокойной ночи.
Я киваю, глядя в спину удаляющегося из комнаты отца. Слышу, как скрипит ступенька, которую никак не починят, когда он спускается на первый этаж. Надо бы и мне поспешить, Лина ждёт. Мы с ней частенько перед сном читаем друг другу вслух в библиотеке.
Быстро прячу письменные принадлежности, беру салфетку и принимаюсь вытирать пальцы, испачканные чернилами.
Вдруг снизу слышится какой-то звон. Как будто что-то разбили. Может, мачеха что-то уронила? Я не обращаю внимание, продолжая вытирать пальцы. Чернила так въелись, что не ототрёшь.
Слышу голоса, кто-то разговаривает на повышенных тонах. А затем характерный треск магии и женский визг.
Салфетка падает у меня из рук, внутри всё холодеет, я выбегаю из комнаты, едва не спотыкаясь. Бегу к лестнице, руки дрожат, ноги будто ватные. Прямо на лестнице сталкиваюсь с мачехой, она прижимает к себе Лину, у которой по щекам текут слёзы.
— Пошла с дороги! — кричит мачеха, грубо отталкивая меня.
— Что происходит? — я едва не падаю, успеваю схватиться за перила.
Сина никогда себе не позволял так вести себя со мной, но сейчас у неё на лице застыла гримаса ужаса.
— Дея, бежим с нами ко второй лестнице для прислуги, нужно выбираться из дома. Там…
Сводная сестра не успевает договорить, потому что мачеха просто утягивает её прочь.
— Папа! — мой голос звенит от напряжения.
Ответа нет, в воздухе начинает пахнуть гарью. Будто кто-то разжёг огонь. Может, начался пожар, а папочка где-то там?
Я бросаюсь вниз по лестнице, забегаю в малый зал, толкаю дверь и…
Замираю на пороге, жадно хватая ртом горячий воздух. Меня бросает в дрожь, волосы начинают электризоваться, будто концентрация магии в комнате настолько высока, что сейчас просто всё взлетит на воздух.
Гостиная пылает, горит занавеска, диван, кресло, даже фортепьяно сестры. И посреди этого ожившего кошмара я вижу отца, лежащего на спине. Раскинувшего руки и недвижимого. Над ним стоит высокий мужчина с длинными чёрными волосами. И он — огонь. Его руки пылают, его фигура вся будто соткана из языков пламени.