Позорный столб (Белый август)Роман
Шрифт:
— Да здравствует король, — побелев как мел, выдавил он из себя после минутной душевной борьбы.
— Заткнись! — рявкнул молодчик с моноклем. — Христопродавцам приветствовать не положено.
Еще мгновение он сверлил толстяка колючим взглядом, пока тот наконец не опустил глаза; тогда юнец отошел от него и, не желая отстать, поспешил за своими сподвижниками.
— Ступайте же с ними! — против воли громко вырвалось вдруг у Эгето.
Толстяк из кафе не смел поднять глаз. И больше не сопел. Он весь как-то обмяк.
«Наверно, какой-нибудь красный, — подумал он, имея в виду Эгето, — а я тут…»
Он
«Не стоит вступать в разговоры в нынешние времена, — решил он наконец. — Да еще такому, как я, банковскому служащему в отставке».
Он тяжело вздохнул и понуро побрел назад в кафе.
— Да здравствует Красная милиция! — зычно крикнул какой-то парнишка и тут же пустился наутек.
Господин, стоявший поблизости, двинулся вслед за ним; Эгето, как бы совершенно случайно, загородил ему дорогу.
— Не откажите в любезности, сударь, сказать, который час? — спросил он с отменной учтивостью.
Парнишка тем временем уже завернул за угол, шлепая по асфальту босыми ступнями. В том же направлении шествовал розовощекий священник.
— Славься, Иисусе, — прошамкала, завидев священника, повязанная платком старуха.
На панели перед полицейским управлением собралась толпа блюстителей порядка. Офицеры переговаривались друг с другом. Мимо Липотварошского казино брел молодой человек — инвалид, страдающий нервным тиком; у инвалида дергалось все: голова, руки, ноги. Дядюшка Мориц, старик рассыльный в красной шапке, смотрел ему вслед и качал головой.
— Эй, пошевеливайся, старик! — уже второй раз кричал рассыльному с противоположного угла нетерпеливый господин, стоявший у здания, в котором разместилось управление военных поставок. — Тебе, может, кажется, что у нас все еще диктатура пролетариата? — добавил он.
В воздухе плыл воскресный малиновый звон колоколов базилики.
Тяжелые дубовые ворота дома номер восемь по улице Надор были вытесаны еще в сороковых годах прошлого столетия, как раз после катастрофического наводнения, и время так протравило их, что они сделались совершенно черными. Налево от ворот помещался известный галантерейный магазин Зигфрида Брахфельда, сверкавшие некогда витрины и двери которого теперь были заколочены досками; справа расположилось заведение с примитивной вывеской из жести, гласившей: «Кофейня вд. Болдижар Фюшпёк». Штора на двери кофейни была спущена. В сводчатой подворотне, где входящего тотчас обдавало пронизывающим холодом, по правую сторону была дверь, выкрашенная в серый цвет и обитая листами жести. В эту дверь, предварительно постучав, и вошел Эгето.
— Доброе утро, — сказал он, останавливаясь в сумрачной кухне кофейни у холодильника.
Ему никто не ответил. Но тут же из мрака выступила полная шатенка с белоснежными зубами.
— Фери! — воскликнула женщина с изумлением. Затем подошла к двери и проверила, плотно ли она прикрыта. — Тебя уже разыскивают?
— Почему? — не ответив на вопрос, в свою очередь спросил Эгето. — Почему меня должны разыскивать, тетушка Йолан?
Глаза его после желтого солнечного света с трудом привыкали к сумраку, царившему в кухне.
— Когда
Эгето пожал плечами.
Женщина, которую он называл тетушкой Йолан, хотя она была старше его всего лишь на несколько лет, сняла с плиты небольшую кастрюлю, поставила перед Эгето кружку и положила большой ломоть домашнего хлеба. Все это она проделала с молниеносной быстротой.
— Я поел, — сказал Эгето и стал не спеша прихлебывать горячее молоко. Откусил хлеб. — Где вы достали молоко? — Он сделал слабую попытку улыбнуться.
В просторной кухне со сводчатым потолком ярко пылал в плите огонь, весело потрескивали дрова. Холодильник стоял у занавешенного окна, выходившего на внешний двор. На широкой полке, висевшей напротив, в строгом порядке выстроились чашки, тарелки, стаканы, начищенные до блеска подносы, ложечки для кофе и чайные ситечки. Через застекленную дверь, ведущую в зал, не проникал ни единый луч света. В зале, облицованном светлым полированным деревом, шторы были спущены и в непроницаемом мраке едва различались шесть мраморных столиков и стулья да еще пустая стеклянная полка — живое воспоминание о заполнявших ее некогда яствах.
— Ну что ты хорохоришься! — сказала тетушка Йолан. — Я же знаю, что творится в В.
— Что? — Голос Эгето звучал чуть хрипло.
— Там контрреволюция, — сказала тетушка Йолан. — И не только там… — Она уселась на табурет. — Ах, как у меня ноют колени, — простонала она.
Эгето поставил кружку. Он чувствовал смертельную усталость.
— Очень больно? — спросил он каким-то отсутствующим тоном. И вдруг взорвался: —А Красная милиция? — Он скрипнул зубами.
— Мне бы надо грязевую ванну! — помолчав, сказала тетушка Йолан.
Она поднялась, взяла с полки спичечный коробок, чиркнула спичкой и зажгла газовый светильник. Глаза ее в голубоватом свете пламени показались Эгето совершенно сухими.
— Ну что ты мелешь! — проговорила она. — В кофейню со вчерашнего дня ходят пить суррогатный кофе шпики.
— Двадцать пять тысяч солдат Красной милиции, — сказал он упрямо. — Где они?
— Красную милицию сегодня утром распустили. Начальник полиции Диц… Его назначил Пейер.
— Ложь! — крикнул Эгето.
— Хочешь, позову шпика? — медленно проговорила тетушка Йолан. — Пускай он тебе расскажет.
Эгето взял ее за руку.
— Я сейчас уйду, — сказал он.
Он допил молоко, проглотил последний кусок хлеба. Слышно было его тяжелое дыхание.
— Тебя прикончат прямо на улице… — сказала тетушка Йолан. — Лучше тебе переждать здесь. Несколько дней. Наверху, в квартире…
— Я должен идти…
После короткой паузы тетушка Йолан сказала:
— Сегодня на рассвете в В. разгромили рабочий клуб…
Эгето не выдержал — он ударил кулаком по обитому жестью кухонному столу.
— Товарищи… — Голос его едва заметно дрогнул.
— …был бой, белые стреляли даже из пулемета… Трое товарищей погибли. Тридцать увели на улицу Вашут. Полчаса назад я запирала кофейню. Тогда и узнала. От нового клиента. Он инспектор сыска, его зовут Ковач.
Тетушка Йолан вновь грузно опустилась на табурет.
— Ах, колени…
— Спасибо за молоко. — Эгето стоял уже в дверях.
— Иди, — сказала тетушка Йолан, растирая колени и едва удерживаясь от слез. — Будь осторожен…