Позволь мне решить
Шрифт:
Человек поднял руки, растопырил пальцы, и в воздух медленно, следуя за движениями его кистей, начали подниматься белеющие в синем свете скелеты…
– А-а-а!!! – дико закричал Рамон, когда лежавший у входа череп дрогнул, щёлкая челюстью.
Человек резко обернулся, и братья закричали уже вдвоём, потому что обожжённое, высохшее лицо незнакомца оказалось слишком жутким для детских глаз. Оторвавшиеся от земли кости неупокоенных мертвецов посыпались обратно, и человек раздражённо зашипел, сжимая кулаки. Синий шар в пещере погас, погружая во тьму всё вокруг, и близнецы наконец очнулись, срываясь с места.
Вниз, к подножию
Равен то и дело оглядывался, но погони не заметил: скорее, это от их шумной парочки шарахались во все стороны лесные жители – полусонные ежи, крылатые насекомые, встревоженные белки.
– Ты видел, видел?! – на ходу обратился к нему Рамон, с ужасом глядя назад. – Синий шар, свет, мертвецы! А морда-то, морда у этого упыря!..
– Бежим скорее! – не стал обсуждать увиденное Равен, понукая брата. – Домой!
На главную дорогу оба выбежали как раз вовремя, чтобы едва не врезаться в конный отряд из четырех всадников. Уже почти стемнело, и каждый держал в руке факел, освещая им дорогу.
– Вот вы где! – воскликнул один из них, и ослеплённые светом факелов братья узнали по голосу своего наставника Нифонта. – Мессир, вот же они!
– Рамон, Равен! – спрыгнувший наземь бородатый мужчина порывисто шагнул вперёд, положил тяжёлые ладони близнецам на плечи. – Мы вас битый час ищем! Тревожились, переживали! Почему вы ослушались Нифонта? Они с Паулом перепугались, едва дождались нас… Равен, ты же умный и рассудительный мальчик! Рамон, я думал, что могу доверять вам! Обоим! Где вы пропадали?
Близнецы пытались унять рваное после бега дыхание, и отвечать не спешили, даже когда спешился ещё один из всадников.
– Ма… - с трудом вытолкнул Равен, - ма…
Молодая женщина присела рядом с сыновьями на корточки, отстраняя мужчину от детей, притянула близнецов к себе, крепко обняла, обдавая обоих тонким ароматом дорогих духов.
– Никогда не убегайте больше из дому, слышали? – требовательно сказала она, отстраняясь и заглядывая в лица сыновей по очереди. – Никогда так больше не делайте!
Равен посмотрел во встревоженные тёмные глаза, влажные и большие, на пролегшую между бровями жёсткую складку. Мама, должно быть, только вернулась из Галагата: одно из лучших платьев, высокая столичная причёска, украшения, полуприкрытые тёплым плащом. Даже в волосах, тёмных, блестящих, всё ещё сверкали жемчужные булавки.
– Прости, мам, - первым вытолкнул из себя Рамон. – Мы просто… мы хотели… а там мужик такой…
– Какой ещё мужик? – вклинился бородатый мужчина. – Говорил же вам: не ходите в лес вдвоём! Можете повстречать кого угодно! Пьяных в деревнях хватает! Он вам ничего не сделал?
– Нет, но…
– И хвала Единому! А ведь всё могло закончиться гораздо хуже!
– Но… отец, - позвал мужчину Равен, - тот мужик, он был какой-то… странный... он…
– Что, напугал вас? И поделом, будете знать, как взрослых не слушать!
Рамон потерянно посмотрел на сурового отца, на встревоженную мать, которая, тем не менее, бросала на мужа укоризненные и недовольные взгляды. То ли очередная ссора с ним, то ли усталость, то ли чрезмерная тревога, а затем невероятное облегчение повлияло на неё – но обычно цепкая, внимательная в подобных вопросах мама решила
– Дома поговорим, - прервала мужчину она. – Ночь уже, холодает, да и голодные небось оба! Так ведь? – обратилась уже к детям она.
– Да, мама, - невнятно ответили близнецы.
Задержки, которая последовала, пока детей распределяли по коням, хватило братьям, чтобы обменяться понимающими взглядами: то, что им довелось увидеть в пещере, должно стать только их секретом. Во-первых, влетит за то, что они вообще решили наведаться в проклятое место. Во-вторых, не поймут и не поверят. В-третьих… колдовства ведь не существовало, так? Кто знает, что там сдуру померещиться могло… как бы не высмеяли…
– Орест, - негромко обратилась к мужу женщина, когда тот забрался в седло вместе с одним из сыновей, поручив второго племяннику Нифонта, крепкому Паулу, - договорим дома, хорошо?
Мужчина кивнул и, не глядя на жену, повернул в сторону поместья.
Велегор управлялся с конём на удивление хорошо. Януш подозревал в сыне скрытую способность влиять на сознание – в те моменты, когда мальчишка вскидывал чернющие глаза, точно пытаясь заглянуть человеку в самую душу – что уж говорить про бессловесное животное. Конь безропотно подчинялся каждой команде, и теперь Велегор, задумавшись, даже обгонял его порой на ровной дороге. Янушу приходилось окликать сына время от времени, особенно когда они проехали все мелкие деревушки и поселения, и выехали на главную дорогу, ведущую к столице Эдельвира.
Дорога на окраинах этой красивой и процветающей страны была такой же ровной и ухоженной, как и на подъезде к столице – укрытой толстым слоем жёлтого песка, сверкавшего на солнце, как настоящее золото. За два с лишним года, проведённых под сенью монастырских стен, Януш почти отвык от мирской жизни, и не уставал удивляться культуре этой западной страны, столь непохожей ни на аверонскую полупрезрительную снисходительность к глубинкам, ни на упрямое следование древним валлийским традициям, из-за которых любые, даже внешние, перемены не приветствовались обществом. Впрочем, за чистые дороги, аккуратные поля и изобилующие плодами сады эдельвирцы платили свою цену: непомерные налоги, обязательную трудовую повинность, призванную поддерживать порядок на прилегающих к поселениям территориях, и невероятно жёсткую систему законов, каждое отклонение от которой каралось огромными штрафами или же тюремным заключением. Даже монахам приходилось откупаться от сборщиков податей, так что Януш, вдоволь навосхищавшись чистыми деревнями, вспомнил про местные законы и тотчас остыл: пусть Валлия не могла похвастать подобной красотой и золотым песком на дорогах, но она также не могла посетовать на жадность своего короля.
– Как ты себя чувствуешь? – вдруг спросил Велегор.
Сыну пришлось обернуться, чтобы посмотреть на него, и Януш в очередной раз поразился тому, как сильно он вырос за проведённые в монастыре годы. Велегор так и остался худощавым – сказывалась постная монастырская пища – но цвет лица его улучшился, сам он вытянулся, в глазах поселилось отроческое понимание, исчезли презрительность и высокомерие, которые поначалу так расстраивали лекаря. Волосы у Велегора отросли, чёрные, как вороново крыло, гладкие и прямые, и оттого оттенённая ими светлая кожа казалась по-настоящему бледной.