Позволь мне тебя коснуться
Шрифт:
– Не хватит. Ты должен бороться. Ты должен лететь не в Барселону... А в Москву, - слишком резко реагирую я, слегка постукивая по ветхому кожаному рулю.
– Бороться? Макс... Нет. Это невозможно. Во-первых, наши родители против. И хоть мне плевать на мнение папы, она беспрекословно подчиняется указаниям своей семьи. Во-вторых, она беременна и помолвлена с отцом ребенка, - сдавленно говорит он таким тоном, будто его сейчас вырвет.
– Она была помолвлена с тобой, черт возьми! Как это произошло?
– Наша помолвка не была настоящей. Не думаю, что предложение в "Макдональдсе"
– В его голосе звучит горечь, и я понимаю, что воспоминания разрывают каждую клеточку его измученной души.
Он слишком сильно изменился. Эта была больная, запретная любовь. Только через некоторое время Ганс узнал, что Алиса буквально сбегала к нему в Германию, работая не покладая сил: кажется, чтобы оплачивать поездки самостоятельно, она совмещала учебу с работой официантки.
– Ты обязан с ней поговорить. Я видел её глаза. Да что там, я видел вас вместе - вы как будто вокруг ничего не замечаете! Не знаю, как ты подписался на это брат...
– Я вдруг представил себя по уши влюбленным. Ага. Ну, конечно, чтоб я сходил с ума по одной девушке, когда вокруг столько разных красавиц? Никогда и ни за что не остановлю свой выбор на одной из них. Буду перебирать, пока не стану седовласым "Плейбоем" со своим собственным TV-show.
– Только три слова: не мой ребенок. И давай закроем эту тему, хорошо?
– Он сделал музыку погромче вновь, намекая на то, чтобы я заткнулся. Тем временем к аэропорту мы подъехали, да вот только на регистрацию была ещё уйма времени.
– Дядя Барт отвезет тебя на судно?
– Мы выгрузили немногочисленные вещи Ганса из машины и направились в здание международного терминала небольшого аэропорта.
– Да. Но, прежде, я бы хотел переночевать в Барселоне несколько ночей, - протянул он, когда мы стояли в зале ожидания и искали окно, к которому ему нужно подойти.
– Обещай, что это только на срок контракта. Полтора года. Время, достаточное, чтобы ты отпустил её и вернулся обратно, - вдруг говорю я, вглядываясь в черты лица своего брата.
Раньше мы были похожи, как две капли воды, и лишь диаметрально противоположные родинки над нашими губами помогали людям иногда не путать нас между собой. Но теперь разница была очевидной: у Ганса появилась легкая щетина, и благодаря ей он походил уже на более старшую копию меня. Я, вдруг, представил его в майке матроса, фуражке, с бутылкой рома в руке и длинной бородой, которую на борту обстригать просто нет необходимости.
Думаю, всё примерно так и будет. Не считая рома, конечно.
Ещё он иногда носил очки без диоптрий, и это было нашим вторым различием. Я терпеть не мог носить их, даже солнцезащитные - меня всегда раздражало то, как они щекочут переносицу.
И, наконец, ещё одно из главных внешних различий - это разная длина волос. Светлые волосы моего брата хоть и находились в небрежном беспорядке, как у меня, всё же были раза в три длиннее, как будто он больше не считал нужным уделять время своей прическе.
– Что молчишь?
– Мне не понравилось, то, как он задумался над своим контрактом.
– Полтора года, по рукам?
– По рукам.
– Он обхватил мою руку и прижал
Я не знал, каково это - быть далеко от Ганса. И понимал, что ему тоже будет нелегко без меня, потому что мы всегда считали себя единым целым - единой системой, состоящей из двух сообщающихся сосудов.
– Если ты не вернешься через это время, я примчусь на твое судно, и в моей загубленной карьере программиста будешь виноват ты.
– Я старался шутить, но время разлуки неумолимо приближалось. Ганс издал нервный смешок, согласно кивая.
– Тебе не о чем беспокоиться. Всего лишь полтора года "исправительных" работ, и я как новенький.
– Его улыбка расплылась так широко, что была почти похожа на искреннюю. Он добавил уже тише, словно давая мне обещание: - Мы увидимся снова.
– Мы увидимся снова, - повторяю я и наблюдаю за тем, как он задом наперед от меня удаляется к терминалу, помахивая мне рукой.
По громкой связи объявляют посадку на рейс до Барселоны, и уже через пару часов Ганс на долгое время покинет родную страну. Спустя год и два месяца я буду так же подходить к одному из терминалов, только с собой у меня будет два тяжелых чемодана и билет до Лос-Анджелеса.
Я смотрел ему вслед – он, как и я, зачесывал волосы назад, когда нервничал, и потирал макушку. Я отвернулся, когда Ганс скрылся в толпе ожидающих людей, и, резко развернувшись, помчался к его машине. Стремительно и быстро, не дав себе возможности оглянуться и остановить его.
*** Сейчас
Горьковатый дым обнимает моё горло, раз за разом оседая где-то глубоко в легких. Если кто-нибудь узнает, что я курю прямо в комнате, меня наверняка отчислят без права на восстановление, но мне в общем-то всё равно.
Это рано или поздно случиться, если я буду и дальше так пропускать пары. Один раз я сходил на математический анализ, но оказался в ещё более разбитом состоянии, когда осознал, что же натворил.
Эми выглядела, как всегда - на её лице не было следов от мучительных бессонных ночей или литров пролитых по мне слёз. Это даже меня радовало. Постепенно её жизнь вернется к нормальному руслу, а я вернусь к своему обычному бесцельному времяпровождению.
Я посмотрел на две бутылки виски, что стояли на тумбочке: одна уже пустая, вторая заполнена лишь на четверть, и блаженно улыбнулся, предвкушая то, что я смогу допить её в гордом одиночестве.
Ганс больше не являлся мне: то были лишь ускользающие воспоминания, а не его четкий образ, который, бывало, возникал передо мной. Все, что я мог делать после того, как Кайл попал в больницу - это вспоминать свое детство, проведенное с братом, и поглощать сигарету за сигаретой. Мне никогда особо не нравилось курить, и, уж точно, я на дух не переносил ощущение гадкого дыма, который проедает тебя насквозь. Но механические движения, повторяющиеся раз за разом, вводили меня в транс, который помогал справиться с болью.