Позволь мне верить в чудеса
Шрифт:
— Ну ты чего? Глупостей не говори! Как это, кому? Всем нужна, конечно. Маме, папе. Как иначе-то может быть? Дети родителям очень нужны, малыш…
Аня произнесла так искренне, как только могла. И очень сильно верила в каждое свое слово. А от собственных язвительных мыслей при этом отмахнулась. Не к месту они тут. Не нужны…
— Мне десять. Я не малыш… Просто дома оставили бы и я…
— Так… Давай вот что сделаем…
Аня поднялась, провела по брюкам, разглаживая, потом протянула руку Лизе, предлагая взяться… Девочка не бросилась исполнять просьбу
— Я сейчас тебя к папе проведу. Мы Олесю успокоим. На работе возобновим, если он успел уволить. А то жалко ведь, согласись… Ты на родителей обижаешься, а она-то тут при чем? И потом… Если хочешь, попросим, чтобы ты со мной посидела. У меня ноутбук есть. Он старенький, конечно. Но сможем какую-то игру установить, думаю. Побудешь на моем месте, отдохнешь там. А то в туалете…
Аня скривилась, представляя, как забавно выглядело бы, будь рядом кто-то взрослый…
— Не очень хорошее место для Елизаветы Ярославовны, правда?
Спросила, видела, что девочка снова опускает взгляд на ладонь, вздыхает…
— Ладно. С ними побуду. Мама обещала, что не позже пяти приедет. Так уж и быть…
Продолжала бурчать, вкладывая свою руку в Анину, снова поднимаясь с унитаза, выходя из кабины…
— И про наряд я не шутила, кстати… Ты просто папу не знаешь еще…
И когда по коридору в сторону приемной Самарского шли — тоже бубнила… Аня же продолжала сдерживать улыбку, держа в своей руке маленькую теплую детскую ладошку и чувствуя… Какую-то невероятную легкость. Благодарности не ждала, но искренне радовалась, что, кажется, смогла сделать хорошее дело раньше, чем офис положат лицами в пол…
Глава 45
— Корней, я про Вену говорил тебе?
— Да. Говорили. Я еду.
— Хорошо. А то голова… Записывать пора, в общем.
Ярослав вышел из кабинета вместе с Корнеем. Они провели за закрытой дверью довольно плодотворные полчаса. Обсудили текущие проекты и обменялись мыслями о перспективах. А перспективы были… Многообещающими. Может, кого-то испугали бы, но Высоцкого с Самарским объединяло то, что они испытывали только раж. Пока есть непокоренные вершины — спокойными оставаться не могли.
Беда лишь в том, что в сутках всего двадцать четыре часа, а еще, что кроме работы есть другие, не менее важные, вещи. Во всяком случае, у Самарского.
Оказавшись в приемной, Корней тут же уткнулся взглядом в телефон, проверяя, что пропустил за время беседы, Самарский же перевел взгляд на диван, на котором сидели младшие дочки — Настя с Ирой, спокойно играя с принесенными куклами.
— А Лиза где? — не обнаружив рядом старшую, обратился к Олесе, которая притихла за стойкой… Еще не понял, но уже почувствовал, немного сощурился… Ему не понравилось ни что ассистентка тут же побледнела, хотя и раньше-то румянцем не отличалась, ни что подняла взгляд на мгновением… И тут же опустила…
— Ярослав Анатольевич, вы только не волнуйтесь, пожалуйста, но Лиза…
— Смылась, па… Как всегда…
И пока Олеся пыталась подобрать слова,
Корней, продолжавший слушать краем уха, скользнул взглядом сначала на мелкую, которой действительно будто по барабану… Потом на Олесю… Которая близка к остановке сердца… На Самарского…
— Куда смылась? — который задает вопрос вроде как спокойным тоном, но в помещении разом становится на пару градусов холоднее. И это несомненно ощущает Высоцкий. Наверняка это жестко бьет по нервам Олеси… И остается совершенно неинтересным для девочек на диване…
— Сказала, что не собирается больше сидеть в этом дурдоме и…
На отцовский вопрос ответила снова одна из девочек.
Температура снова понизилась…
— Олеся…
А когда Самарский обратился к ассистентке по имени, вроде бы спокойно, но уже полноценно требовательно, та не выдержала…
— Я не знаю, как так получилось, Ярослав Анатольевич! Не знаю! Они все тут были. Девочки играли спокойно. Лиза сидела в кресле. А потом они начали кричать… Поделить куклу не могли… Ну я и побежала к ним, а Лиза… Я не видела, как она ушла! Не видела, честно! И я уже попросила! Ее ищут! Я просто не могла их ост…
— Спокойно.
Самарский перебил, понимая, что ничем, кроме истерики, это сейчас не закончится… Повернулся к дочкам…
— Ну чего ты, па? Вернется…
Одна из которых ответила, легкомысленно передергивая плечами, а вторая улыбнулась, кивая…
И вроде бы действительно, чего это он… А внутри-то холодеет. Всегда холодеет…
— Давно ушла? — поэтому он снова оборачивается, спрашивает у начавшей всхлипывать Олеси…
— Н-нет… М-минут д-десять… К-как… Д-девочки на рецепции г-говорят, что к лифтам точно н-не… П-подходила… Н-на… Эт-таже…
— Ясно.
Ярослав выслушал, кивнул, вытащил из кармана телефон, открыл телефонную…
— Ты ее набирала? — снова спросил у Олеси, изо всех сил старавшейся выровнять дыхание…
— Д-да… — но получалось так себе. — Н-не б-берет…
— Вредина потому что… — с дивана донесся новый комментарий, который Самарский проигнорировал, а Высоцкий позволил губам дрогнуть в улыбке. Вот вам и счастье отцовства. Родишь на свою голову. А потом бегай, ищи по этажам… Вредина потому что…
— Алло, Елизавета, — Ярослав держал несколько десятков секунд телефон у уха прежде, чем произнес. Одновременно строго и облегченно.
Поняв, что шеф дозвонился, Олеся не выдержала — позволила из груди вырваться всхлипу-вздоху, а малышня на диване зашумела: «кому-то кранты»…
— Ты считаешь, это нормальным? Ты где вообще?
Самарский задавал вопросы, и Корнею было очевидно — пытается подобрать слова, ведь просятся другие.
— В туалет я пошла, папочка. В ту-а-лет. Понимаешь?
И если сам Самарский слушал ответ в трубке, то остальные люди в приемной отрывистое, будто уставшее даже от неуместной отцовской резкости «в ту-а-лет» слышали сначала из коридора, а потом и из арки, ведущей в приемную…