Позволь мне верить в чудеса
Шрифт:
Зачем-то сообщить, что бабушка идет на поправку, хотя он вроде бы не спрашивал… Услышать «хорошо, я рад, спасибо тебе за информацию»… И снова затрепетать от когда-то так сильно смущающего фамильярного «тебе» без спросу.
Трепетать-трепетать-трепетать-трепетать… Постоянно. То от взгляда, то от мысли о взгляде. Чувствовать себя безумно глупой, но не иметь сил, а главное желания, ничего с этим делать.
Бояться, ведь очевидно, что это влюбленность… И все равно улыбаться украдкой, потому что… Кажется, что таких мелочей ей уже достаточно, чтобы забить на страх. Просто миллисекунды его внимания, которые можно дофантазировать. Она ведь мечтательница…
Режим
Аня знала, что не имеет права злиться, и уж тем более надеяться, что у них в отношениях произошел разлад, но что с собой поделать, если это происходит непроизвольно? Да и какой бы мечтательницей девушка ни была, прекрасно понимала, что у нее шансов нет. И все, что светит рядом с Высоцким — холодная вежливость, которой она умудряется упиваться. Для кого-то незаметные крохи, а для нее — целый пир. Но… Мысли о той, другой, царапали душу, заставляя ревновать мужчину, на которого у нее точно нет прав, и точно не должно быть надежд.
Девушке было очень стыдно при мысли, что ее вдруг осознанная влюбленность может быть написана на лбу. А еще стыдно из-за того, как давно и при каких обстоятельствах эта самая влюбленность в ней зародилась. Ведь теперь Аня понимала — злилась на Высоцкого не только из-за дома, но и из-за того, как он все это время на нее действовал. Пыталась через гнев защищаться от настоящих чувств, которым достаточно было нескольких даже не ласковых, а просто человеческих слов, пары взглядов и актов помощи, чтобы вылезти наружу…
И вроде бы самое время страдать, жалеть себя а еще ненавидеть себя же за те самые бесперспективные чувства, но Аня не могла. Она впервые влюбилась. И это было так прекрасно, что даже безнадежность не пугала.
В ту самую субботу, на которую был запланирован корпоратив, Аня сделала все четко по инструкции Высоцкого. Узнала, у кого они будут выступать, убедилась, что смогут добраться туда и вернуться обратно. Трижды проверила, есть ли наличка, а еще заряжен ли телефон.
Отыграли хорошо, а в случае с Аней так и вовсе замечательно — вынужденная пауза ее глодала. Причем девушка и сама не понимала, насколько, пока не почувствовала привычную эйфорию, кураж от игры. Теперь же решила, что будет делать все, чтобы подобных пауз не допускать. Пусть, пока она живет с Высоцким, играть в переходе не сможет — он конечно же будет против, тут и спрашивать не нужно, но хотя бы чисто для себя… Тихо в комнате… Иногда… Непременно!
Садясь в такси ближе к часу ночи, Аня написала Высоцкому сообщение:
«Я в пути, буду дома через сорок минут»
Не звонила — не хотела быть навязчивой, ведь понятия не имела, спит ли он, работает, да и вообще их уговор не предполагал подобных «промежуточных отчетов», это была Анина инициатива. Поэтому девушка очень удивилась, когда почти сразу прилетел ответ:
«Ок, скинь маршрут»
.
Прочла дважды, снова чувствуя, что сердце бьется быстрее. И вроде бы понятно, что это все та же фирменная холодная вежливость, но исполняла указание Аня дрожащими пальцами, будто делала что-то безумно интимное. Ей и просто наличие скудной переписки с абонентом, подписанным как «Корней Высоцкий», казалось теперь жутко интимным и сокровенным, а тут…
Когда Аня зашла в квартиру — увидела, что свет в гостиной горит.
Потому что Высоцкий сидел на диване. Не в костюме, как обычно после возвращения с работы. И не перед ноутбуком… Как тоже обычно.
Держал в руках телефон, глядя на экран, по комнате разносилась музыка… Расслабляющая, ненавязчивая…
Мужчина выглядел так, будто… Будто ждал, пока она приедет.
Оторвал взгляд от экрана, когда Аня остановилась в десяти шагах.
— Привет. Как отыграли? — спросил наверняка без реального интереса, но даже не представлял, насколько своим вопросом сделал приятно Ане.
— Хорошо, спасибо. Мы… — девушка начала, но быстро поборола свой же порыв. Высоцкий не нуждается в ее развернутых ответах. Двух слов для него более чем достаточно.
— Почему замолкла? Говори.
Полученная от Высоцкого санкция отозвалась новой волной трепета, но Аня мотнула головой из стороны в сторону.
— Ладно. Как хочешь… — он, естественно, не настаивал. Встал с дивана, положил телефон в карман, выключил музыку…
Ане следила за его действиями очень внимательно, и, как надеялась, незаметно. Ей нравилось наблюдать за Высоцким. И даже сама не сказала бы, за каким больше — вот таким, «домашним», более расслабленным, или «рабочим», напряженным.
— Спать не планируешь? — следом за музыкой Высоцкий явно собирался потушить свет, начал скручивать регулятор, погружая комнату в полутьму, но в какой-то момент остановился. Видимо, понял, что Аня так и стоит, никуда не спеша. Спросил, вздернув бровь.
— Планирую, простите… — чем вызвал румянец на девичьих щеках. И пусть Аня понимала, что после ответа стоило бы тут же ретироваться в спальню, но не двинулась с места. Дождалась, пока свет в гостиной совсем погаснет. А когда видела уже не Высоцкого, а скорее его силуэт, набралась храбрости и спросила. — Вы ждали, пока я приеду? Поэтому не ложились?
Не могла видеть, но не сомневалась, что Высоцкий хмыкнул, покачал головой, слышала, что сделал несколько шагов от противоположной стены в сторону коридора, снова остановился, глядя на нее.
— Спокойной ночи, артистка.
И сам не ответил, и ее ответа не ожидал. Ушел в спальню, оставив Аню в полумраке…
Она же еще несколько минут просто улыбалась, глядя в закрытую дверь. Потому что… Кажется, попала в точку. Ждал.
— Анюта, ты меня слышишь? — на девичьих губах играла легкая улыбка, пальцы продолжали водить по пластиковому подоконнику, а Аня порхала где-то в облаках, не в состоянии сосредоточиться. Это, конечно, не скрылось от внимательной Зинаиды, которая трижды задала вопрос… И ни разу так и не получила ответа. — Анюта…
Зинаида окликнула, и почти смирилась с тем, что внучка ее не услышит, когда Аня наконец-то обернулась. Поймала бабушкин встревоженный взгляд, сама же улыбалась. Немного рассеяно, будто… Будто влюбленно.
Прямо как Анфиса в свое время… И совсем не так, как Аня раньше при разговорах о Захаре. Зинаида отметила это, почувствовала, что сердце чуть сжимается, но заставила себя же придержать коней. Мало ли…
— Ты говорила что-то, ба? — девушка тряхнула головой, приводя в движение медную кудрявую «гриву». Видимо, старалась отогнать посторонние мысли, которые и заставляли улыбаться, оттолкнулась от подоконника, бросила еще один взгляд на улицу, а потом подошла, села рядом с Зинаидой на больничную кровать, положила голову на плечо, взяла бабушкину руку в свою, вздохнула…