Позволь мне верить в чудеса
Шрифт:
На «самый лучший» Высоцкий не сдержался — чуть скривился, Аня прекрасно понимала — это скорее из-за лютой нелюбви к подобным замыленным формулировкам, но ее уже несло.
— Просто я очень его люблю и боюсь обидеть. А вчера… Вспылила, разругались, я ушла… А на вас… Сорвалась. Простите.
— Больше не срывайся. Мне этого будет достаточно.
— Мы помиримся и…
— Я понял.
Высоцкий перебил, давая понять, что подробности, что будет после «и» ему не то, чтобы интересны. Хотелось верить, что вот это уже ревность… Да только здравый смысл подсказывал,
— А что вы делаете если ссоритесь с… Людьми?
Наглости произнести «с любовницами» у Ани не хватило. Вопрос и так звучал не то, чтобы слишком деликатно. Очевидно, был риск, что Высоцкий не ответит. Первым делом он вздернул бровь и глянул на девушку теперь уже иронично. Потом же все же взял в руки портфель, положил в карман телефон…
— Я не ссорюсь с людьми, Аня. Это бессмысленно. Я оговариваю правила. И если меня что-то не устраивает в их исполнении — ухожу сам или прошу уйти человека.
— Но меня не попросили…
Высоцкий думал, что разговор окончен, Аня же произнесла негромко вдогонку. Почему-то собственное замечание снова дало надежду. Вернуло… Намек на веру в исключительность. Хоть в чем-то. Хоть в такой мелочи…
Осторожный, будто хрупкий, девичий взгляд снова встретился с мужским. Аня не знала, понимает ли Корней, как сейчас легко может раздавить эту вдруг возникшую веру. Не знала, видит ли ее вообще и если видит, как для себя объясняет. Но он еще ничего не сказал, а в ушах уже звенело завуалированное: «потому что не отношу тебя к категории «людей, с которыми планирую иметь долгосрочные отношения». Правдивое и обидное. Да только…
— Не попросил, — Высоцкий ответил не так.
— Почему? — и снова лучше было прикусить язык, чтобы не нарваться на болезненную честность. Но Аня не смогла.
Корней ответил не сразу. Мужской взгляд прошелся по лицу, шее, еще чуть ниже… Потом снова поднялся к глазам… И в нем уже не было той жесткости, что вначале их разговора.
— Будем считать, что ты — особенная. Пока. Я опаздываю. Мирись с парнем. Так всем будет лучше.
Заключил, ответа или еще какой-то реакции не ждал. Вышел, закрыл дверь снаружи, так и оставив Аню посреди коридора. Она же с минуту стояла, глядя туда, где Высоцкого уже не было, а по коже мурашками его негромкое «особенная».
Глава 32
Корней слушал отчет о проделанной работе Артура — нового подчиненного, взятого на место Вадима, периодически кивая. Парень ему определенно нравился. Причем с каждым днем все больше. Не рвал звезд с неба, не переоценивал свои силы, исполнял все четко, каждый обращенный к себе вопрос Корней считал разумным… И радовался (насколько вообще умел радоваться) тому, что здесь все налаживается.
Обещавший жестоко мстить Вадим на связь больше не выходил. Сам Корней тоже — его интересовал один единственный факт: чтобы ни самого Вадима, ни его духа не осталось в ССК. Больше ничего.
Вопрос с обменом части дома Ланцовых тоже решился. На две квартиры,
У Самарского вопросов насчет странных телодвижений вокруг многострадального дома не возникло.
А сам дом сегодня должен быть снесен. Бывшим владельцам Корней об этом не говорил — не видел смысла лишний раз теребить душу. Сам же собирался съездить чуть позже — проверить, как все прошло.
Вообще планов на сегодня у Высоцкого было много. И если тенденция сохранится — он готов был посчитать день удачным.
После вчерашнего вечера надеяться на это было, пожалуй, довольно смело… Может даже излишне… Но Корней не надеялся, он констатировал по факту.
А по факту все было лучше, чем могло, но странно…
Вечернее поведение девочки-Ланцовой должно было разозлить, а оно удивило. На него уже сто лет никто не повышал голос. У него перед носом никогда не хлопали дверью. Его ни разу подобным образом не «посылали» заниматься своей жизнью в ответ на предложение помочь… Которое он и делал-то крайне редко, а тут…
После того, как Аня закрылась в комнате, он несколько минут просто стоял, глядя на дверь, чувствуя себя абсолютным профаном. Впервые за миллион лет. Просто потому, что в строительстве, архитектуре, менеджменте и коммуникациях он знал без преувеличения всё, а в общении со сложными подростками в периоды обострения — нет.
И случись что-то подобное со взрослым человеком, которого с самим Корнеем связывали договорные отношения на определенных условиях, как он честно признался Ане уже утром, этого «взрослого» на утро действительно уже не было бы в его жизни. Но мысли выудить Ланцову из комнаты и послать на все четыре стороны — фигурально или реально — вчера ночью не возникло.
И, пожалуй, это самого Корнея удивило не меньше, чем сам факт ее эмоционального срыва. В конце концов, сам ведь виноват. Сам же доводил. Вот и получил. А что с этим делать — не знал.
И пусть в любой другой подобной ситуации просто выбросил бы инцидент из головы по незначительности, а человека из жизни по ненадобности повторения подобных, вчера не смог сделать первое и сознательно отказался от второго. Постарался вернуться к работе, но не получилось. Взгляд вслед за мыслями то и дело возвращались к двери и тишине за ней. Закончилось тем, что почти сразу ноутбук был снова захлопнут, свет погашен, принято решение идти спать.
Выйдя из душа, Корней увидел пропущенный от Илоны. Перенабрал.
Разговаривал, глядя в смежную стену, разделявшую его спальню и спальню девочки.
— Алло. Привет. Ты занят? — Илона говорила довольно тихо, очень бархатно. Привычно начиная разговор правильно. Потому что даже ближе к полночи он может быть занят — она в курсе.
— Привет. Что-то случилось?
— Ничего. Хотела предложить приехать. Или я к тебе. — и если он не отвечает на прямой вопрос — ответа от него не ждет.