Позывной ’Грэй’
Шрифт:
— Анна! Моя милая, маленькая девочка! — мама поднялась на постели и прижала меня к своей груди, тогда я тоже разревелась. — Как бы я хотела поехать вместо тебя, или отговорить тебя от этого самоубийства! Но это невозможно!
— Мам, все будет хорошо! — всхлипывала я, громче ее. — Марсель обо мне позаботится!
— Ладно! — мама отстранилась от меня и вытерла слезы. — Я постараюсь быть мужественной и сильной! — пообещала она. — Поклянись мне звонить, как можно чаще! Умоляю!
—
— Твой этот Марсель… будь с ним осторожней, доченька! Может он и приличный парень, но он так лижет зад Андре, что вызывает у меня только недоверие.
— Андре мой отец, — напомнила я маме. — Марсель просто хочет понравиться ему, как и тебе.
— Если бы только это было его мотивом, я была бы счастлива! Не хочу, чтобы он использовал тебя в своих меркантильных целях! Марсель спит и видит, как бы влезть хоть одной ногой в политическую струю!
Я не стала разубеждать маму в обратном. Разве плохо, что мой парень хочет пробиться в этой жизни? Как и любой мужчина, Марсель ищет свое место под солнцем, чтобы хоть чего-то стоить. А рядом с дочерью министра надо грести против течения двойным усердием!
— Спокойной ночи, мам! Я люблю тебя!
— Спокойной ночи, солнышко! Береги себя!
Мама так говорила, как будто бы мы с ней прощаемся прямо сейчас и навсегда. Мое сердце сжималось от ее переживаний, но я ничем не могла ей помочь или успокоить.
В моей комнате меня уже заждался Марсель. Он лежал на кровати, заложив руки за голову, и мечтательно разглядывал потолок. Я сбросила туфли и забралась к нему. Когда я положила голову ему на грудь, он обнял меня и чмокнул в висок. Некоторое время мы молчали, думая каждый о своем.
Не знаю, о чем думал Марсель, я же думала о том, удастся ли мне хоть одним глазком увидеть город, в котором я родилась? Стальной стал призраком и до сих пор там местами высокий радиоактивный фон, но говорят, что рискованные, отчаянные кижане понемногу заселяют территорию Стального заново. В городе много уцелевших зданий и даже колесо обозрения до сих пор стоит, что, если дом, в котором я жила с моими настоящими родителями тоже выстоял? Это все бред, конечно и несбыточные мечты, но вдруг как-нибудь, каким-то образом…
— Тебе страшно, Анна? — сбил меня с мысли Марсель.
— Немного, — честно ответила я. — Меня пугает не война или берлессы, я боюсь неизвестности. Никто не может знать, что нас там ждет. Что если мы не сможем раздобыть никакой ценной информации и вернемся ни с чем? Это будет самое большое разочарование в моей жизни! Я не могу подвести папу!
— Мы можем изменить маршрут, — заговорщическим голосом сказал парень. — Что интересного в тылу? В Кижах вообще нет ничего интересного, кроме войны. Это убогая и нищая страна, идущая в никуда.
— Раньше там было красиво! — мне стало неприятно от того, с каким пренебрежением Марсель говорит о родном моему сердцу краешке земли. — Через пару недель поспеет черешня, — мечтательно протянула
— Будем фотографировать урожай фермеров? Или снимать первоклассные репортажи о зверствах берлесских оккупантов?
Марсель был абсолютно прав, поэтому я промолчала.
— Мы высадимся с остальными в тылу, а потом можем поехать с военными к линии фронта, — продолжил мой свежеиспеченный напарник.
Я приподнялась на локте и заглянула парню в лицо.
— Зачем тебе это, Марсель? Это очень рискованно! Что если кто-то из нас действительно погибнет?
— Я люблю тебя, Анна! — гордо заявил он. — Я должен позаботиться о тебе! Если с тобой что-то случится, я себя никогда не прощу! Я не могу остаться во Фрогии и ждать вестей о тебе! Это хуже смерти! Я мужчина, я должен защищать тебя ценой собственной жизни!
Слова Марселя ударили мне в самое сердце, тронув до слез. Я тоже хотела сказать ему, что люблю его, но парень не дал мне произнести и слова. Он пружинисто сел, а потом повалил меня на спину, сминая мои губы поцелуем.
Мне нравилось целоваться с Марселем. Поцелуи, полные чувственности и нежности согревали мою душу. Втягивая язык парня в рот, я с удовольствием запустила пальцы в его волосы.
Марсель очень быстро заводился, и мне об этом было известно. Вот и сейчас его ставший мгновенно твердым член, уперся мне в промежность. Руки парня нежно сжали мою грудь, заставив застонать от удовольствия, а затем спустились ниже, задирая мое платье. Обычно на этом мы останавливались. Я останавливала его. Лишь однажды я позволила Марселю залезть ко мне в трусики, когда мы оба перебрали на дне рождения его матери, и потрогать мои складочки пальцами. Он даже чуть проник в меня ими… Кажется… Точно не помню…
Сегодня мне хотелось, чтобы он снова сделал что-то ужасно запретное и неприличное, поэтому шире развела ноги в стороны, бесстыже предлагаясь уже не на шутку возбужденному парню.
Поняв, что ему дали зеленый свет, Марсель стал действовать смелее. Его руки жадно набросились на мои бедра и промежность, дыхание парня участилось, будто он задыхается.
— Боже, Анна! Ты меня с ума сводишь! — хрипло застонал Марсель, оттягивая ткань моих трусиков. — Отдайся мне, милая! Вдруг мы и в самом деле завтра погибнем!
Когда его пальцы добрались до самого сокровенного, я замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего, кроме дискомфорта, от хаотично терзающих меня пальцев, я не почувствовала. Это так странно, что о сексе столько много восторженных писков. Что-то я ничего даже приближенного к «полыхающему огню» в своей киске не почувствовала. И вообще никогда не чувствовала, а ведь мы с Марселем не первый день тискаемся в кровати. Быть может, я фригидна? Я читала о таком. Что ж пусть хотя бы Марселю будет приятно. По его стояку, рвущемуся из брюк, было очевидно, что он точно не фригидный!