Позывной «Крест»
Шрифт:
Вдруг выстрелы винтовки затихли. «Перезаряжаешь? Хорошо…»
Люди у площади вскочили с мест.
– Лежать! – заорал Виктор на русском языке и тут же повторил на английском: – Лежать!
Не все поняли, но первый же выстрел снайпера, уложивший какого-то маленького араба наповал, оказался убедительнее любой команды.
«Раз, – начал отсчет Виктор про себя. – Ну что ж, душара! Поиграем в пейнтбол?» Он выпрыгнул из-за угла с пистолетом в руке и выстрелил в сторону окна, где сидел снайпер. Глупо было надеяться, что «Глок-18» с прицельной дальностью около тридцати метров, предназначенный для ближнего
– Она уже не дышит! – воскликнул кто-то из спасателей на английском.
– Всем лежать! – еще раз крикнул Виктор, и восьмая пуля прошла в полуметре от его головы, разбив остатки окна.
«Девять… десять!» – последние выстрелы тоже ушли в «молоко». «Пора!» – скомандовал себе Лавров и стрелой полетел к монахине. Почти не останавливаясь, подхватил ее на руки и помчался в сторону гостиницы.
Подбегая к двери, он почувствовал, что выбивается из сил. Его несло вперед, а ноги не слушались. Кровообращение было уже не то. «Эх, старость – не радость!» Он со всего маху рухнул вперед, уронив женщину, которая была без сознания.
Следующий выстрел снайпера, зарядившего винтовку, уже не достиг цели. Виктор и спасенная им христианка были в недосягаемости. Он на четвереньках пополз к двери, потащив за собой свой ценный груз.
– Аллах акбар! Аллах акбар! – закричали взволнованные «спасатели», когда поняли, что это победа.
– Она жива? – взволнованно спросила Светлана в вестибюле.
– Не знаю, – с раздражением ответил Лавров, подхватывая вывалившийся из-за пазухи монахини длинный увесистый сверток. – Спроси у нее.
– Помоги мне! – вдруг по-русски попросила монахиня, еще совсем молодая женщина с красивыми зелеными глазами. Она едва могла говорить.
«Что ж тебе в келье не сиделось, дура», – с горечью подумал Виктор.
– Матушка, все будет хорошо. Меньше говори – теряешь силы, – посоветовал Лавров вслух.
Вокруг Виктора и раненой монахини столпились Светлана, Аднан, Антуанетта и еще несколько жителей Маалюли, вбежавших в гостиницу через черный ход.
– Меня зовут Емилия…
Монахиня, с трудом пошевелив рукой, сделала короткий жест и моргнула: дескать, нагнись, что-то скажу. Виктор склонился к самым губам раненой и, услышав шепот, только кивнул головой в ответ.
– Я из Запорожья, моя фамилия… Моли… бога… – добавила вслух Емилия.
Глаза ее закрылись, голова безвольно повисла на плече.
– Так. Принесите мне горячую воду и полотенце, Антуанетта, живо, – строго сказал Лавров и, сняв маленькую заплечную сумку, с которой никогда не расставался, стал доставать аптечку. – Аднан, у тебя есть водка? – Он посмотрел в глаза хозяину отеля. – Надо. Иначе мы ее потеряем.
Аднан молча кивнул и затрусил куда-то вслед за Антуанеттой.
– Вы,
Все команды Лавров отдавал решительно и четко, и Светлана невольно любовалась им. Сколько же в нем было того, чего не хватает многим современным мужчинам!
– Ты чего стоишь, Света? – добрался до нее Виктор. – Шуруй за бинтами! У меня в номере в большой сумке, в боковом правом кармане четыре пакета стерильных бинтов. Тащи все. Бегом.
Девушка кинулась исполнять приказание журналиста-разведчика.
Вестибюль опустел. Только в углу, подобрав ноги, сидел старый Захреддин и молился.
– Ах ты ж конь с яйцами, – возмущенно буркнул Виктор себе под нос, – кому война, а кому мать родна. Ладно…
Пока выполнялись распоряжения, Лавров спрятал сверток монахини в свою сумку, достал из бокового кармана оранжевую коробочку с обезболивающим, вынул карпулу со шприцом и вколол лекарство тяжелораненой.
Через две минуты после того, как все собрались, Виктор осмотрел раненую и сообщил:
– У нее артериальное кровотечение. Мы сами не справимся. Ее нужно доставить в больницу.
– В трех кварталах отсюда госпиталь, – сообщил сириец, стоявший у стеклянной двери гостиницы.
В этот момент на улице раздались торжествующие крики.
– Наши! – радостно выкрикнул тот же сириец. – Какая-то группа с оружием, сняли снайпера и перешли в наступление.
– Наши, – буркнул Виктор. – Тут хрен разберет, кто наши, а кто ваши…
Еще через пять минут к двери гостиницы подъехала машина и из нее выскочил сириец, которого он отправлял к черному ходу гостиницы.
– Везем матушку в госпиталь! – крикнул тот на арабском.
Монахиню с перебинтованной грудной клеткой уложили сзади, на пассажирское сиденье. Не медля ни минуты, автомобиль сорвался с места.
Виктор вскинул рюкзак на плечо и почувствовал, что тот заметно потяжелел. Вспомнив про сверток, он достал его и развернул серую ветошь. На солнце мягко сверкнула поверхность потемневшей от времени бронзы, покрытой вязью древнего, ни на что не похожего письма, опоясывающего какой-то замысловатый тубус.
«Это что? Термос царя Соломона? Просила сохранить… Вот, мне еще одной реликвии не хватало, к моему камню», – подумал Виктор.
– Витя! – донеслось откуда-то сзади. – Что там?
Это Светлана, сгорая от любопытства, невзирая на приказ Лаврова не высовываться, выглянула в открытые двери.
– Ничего! Ерунда всякая… – ответил Виктор, заворачивая тубус в ветошь. – Я тебя просил чаю заварить! Сделала?
И, положив реликвию в сумку, вернулся в отель.
Глава 5
Неожиданный убийца
Боевики Ахмада аль-Гизаи обыскали все помещения монастыря Святой Феклы, все перевернули вверх дном и собрали во дворе монахинь, не убежавших вместе с воспитанницами по узкому проходу в горе Каламун. Наконец они ворвались в главный храм монастыря, посвященный Иоанну Крестителю. Игуменья Пелагея молилась на коленях перед алтарем, не обращая внимания на шум за спиной.