Позывной «Пантера»
Шрифт:
Один-Ноль убрал автомат за спину и потянул из ножен, крепившихся на бедре, нож.
«Три. Два шага. Один. – Пальцы Марка сжались в кулак. – Он твой».
Один-Ноль, шагнув с левой ноги, развернулся к омоновцу.
Марк не видел, как длинная рука диверсанта метнулась к горлу противника, как Саня, подбив его ногой под колено, в одно мгновение убрал его из коридора; как он опустился позади дневального и приставил ему нож к горлу. Марк в это время смотрел в другую сторону. Он снова вслушивался в казарменный фон и, казалось, был далек от того, что происходило у него за спиной.
– Отвечать будешь жестами, – на ухо дневальному прошептал Один-Ноль. – Киваешь – да. Качаешь головой: нет. Замешкаешься, и я перережу тебе горло. – Скумбатов чуть ослабил хватку. – Пленник, которого привез Малик из Дагестана, в подвале?
«Да», – последовал жест.
– Охрана в подвале есть?
«Нет».
– Его камера слева?
«Нет».
– Ключи от подвала и камеры у тебя?
«Нет».
– Я дам тебе возможность сказать. Говори очень тихо, я услышу.
Один-Ноль еще чуть-чуть ослабил хватку, но сильнее прижал лезвие острого ножа к шее омоновца. Ленивая струйка крови потекла ему за воротник.
Скумбатов повторил вопрос:
– У кого ключи?
– У командира.
– Абдулгамидова?
– Да.
– Где он?
– В своей комнате.
– Один?
– Да. Он послал меня за водой.
– Где его комната?
– Прямо по коридору. Дверь открыта.
– Больше ничего не хочешь сказать?
– ...
Один-Ноль убрал нож, обвил свободной рукой шею омоновца. Прижимая его голову к себе, резко надавил в сторону и вниз, ломая ему шею.
– Ключи у Малика, – шепнул Скумбатов Марку. – Дверь в его комнату открыта, видишь?
«Да», – кивнул Сергей.
– Пленник в подвале, – добавил Один-Ноль. – Охраны нет. – И более поспешно: – Я иду в подвал.
«Идешь с Подкидышем», – показал ему Марк. И, не оборачиваясь, показал Найденову: «Занимай мое место».
Скумбатов еле слышно выругался.
Найденов, прежде чем выполнить команду, остановил Марковцева, быстро снял с его автомата миниатюрную видеокамеру и подмигнул ему: «Так надо». Идея, пришедшая ему в голову, не казалась лишней, тем более не занимала времени. Он аккуратно поставил камеру на тумбочку дневального, развернув ее в сторону уходящего товарища, а снятую со своего автомата развернул в обратную сторону. Тотчас получил высший балл от Реаниматора, чей голос раздался в наушнике:
– Молодца, хорошо придумал. Сдвинь вторую камеру чуть от себя... Много... Вот так. Я с вами, ребята, и все вижу.
Если бы камеры работали по принципу оптико-электронной системы «Ка-эн-250», – обычный прицел плюс ночной, где устройство улучшения изображения передает картинку не в окуляр, а через складывающуюся призму в объектив оптического прицела, – то экспериментировать с ними капитану бы не пришлось: там увеличение определяется исключительно характеристиками оптического прицела: «Ка-эн-250» передает только то, что «видит». Именно так сейчас работала одна из трех камер, установленная на автомате Скумбатова.
А так, не вызывая меню, а пользуясь исключительно сочетаниями клавиш,
Еще на первом этапе операции он пробовал убирать масштаб до пятидесяти процентов, даже до двадцати пяти, но изображения на экран передавались с эффектом «перевернутого бинокля». Сам по себе обзор становился больше, а вот объекты на нем были такими мелкими, что практически не просматривались. Плюс настройка резкости при каждом масштабировании – и Горбунов отказался от идеи видеть на экране сразу две цели, одна из которых была в центре, а другая терялась в самом низу экрана.
Реаниматор запоздало поежился. Когда Один-Ноль допрашивал боевика, Горбунов отчетливо слышал его лишенный эмоций голос: «Отвечать будешь жестами... Замешкаешься, и я перережу тебе горло». Капитан едва не кивнул в ответ, настолько реально было все происходящее; двухметровый громила стоял, казалось, за спиной Реаниматора.
Впечатляло и другое. Сейчас командир контроля видел плывущую панораму глазами Скумбатова и в то же время на другом экране наблюдал за его передвижениями со спины. Отличные ракурсы, как в автогонках «Формулы-1».
Вот Скумбатов, приподняв руку, остановился, не доходя до открытой двери, и опустился на одно колено. Подкидыш повторил его движения, готовясь прикрыть товарища. Резко, так что смазалась картинка на дисплее, Один-Ноль развернулся, наполовину скрываясь за дверью. Увеличенное изображение почти ничего не передавало: недостаточное освещение и чрезмерное в данной ситуации приближение.
Касанием нескольких клавиш Горбунов убрал «zoom» до ста процентов. Как раз вовремя. Спецназовцы хранили молчание, а по довольно четкой картинке капитан понял, что в комнате никого нет.
Осечка. Омоновец, которого допрашивал Скумбатов, сказал, мягко говоря, неправду. Что казалось невероятным. Лезвие ножа буквально пашет горло, и вряд ли в голове могут возникнуть какие-нибудь провокационные мысли. Они не могли возникнуть даже из-за скорости допроса: Один-Ноль, зная свое дело, выбрал хороший темп, не давая чеченцу сосредоточиться.
Тогда что же произошло? Командир посылает его за водой, а сам пропадает. Зашел в соседнюю комнату? Пора бы ребятам укрыться в кабинете хозяина, подумал Горбунов.
«Рация», – Скумбатов указал на работающую радиостанцию, стоящую на краю стола. «Вижу», – кивнул Подкидыш.
– Марк, – передал Один-Ноль, – у нас заминка: клиент пропал. Может, он в толчке?
Горбунов настолько врос в ситуацию, видя то, чего не могли увидеть ведомые им стрелки, что едва не сказал: «Подождите, я посмотрю». Он впился глазами в третье окно на дисплее, вот-вот ожидая увидеть в нем выходящего из туалета человека.