Прах Энджелы. Воспоминания
Шрифт:
На земле, говорит мистер Лейбовиц.
Хорошо, отец.
Отец. Так Фрэдди зовет мистера Лейбовица, а я своего папу зову папой.
Я просыпаюсь от маминого шепота. Что с ребенком? На дворе раннее утро, и в комнате света почти нет, но видно, что папа стоит у окна с Маргарет на руках. Он качает ее и вздыхает. Och.
Мама спрашивает: она… она заболела?
Och. Притихла совсем, и замерзла чуток.
Мама вскакивает, хватает ребенка. Ступай за врачом, cтупай Бога ради - и папа штаны натягивает и уходит в одной рубахе и штанах, ни пиджака не надев, ни ботинок или носок - а погода промозглая.
Мы остаемся ждать дома, близнецы
Я наливаю в стакан воды себе и Мэлаки, и мама стонет. Воды набрал себе и брату. Что, водички захотелось, да? А сестричке – ничего. Сестричке, бедняжке. Будто у нее и рта нет. А может, и ей хотелось бы глоточек? О нет. Давайте, пейте воду, пейте вы оба, будто ничего не случилось. Пьете себе, как ни в чем не бывало, да? И близнецы спят себе, будто им наплевать, а сестричка, бедняжка, на руках у меня болеет. На руках у меня болеет. О, Боже Милосердный.
Почему она так говорит? Это не моя мама. Я хочу к папе. Где папа?
Я снова ложусь в постель и плачу. Мэлаки говорит: чего ты плачешь? Чего плачешь? И мама опять налетает на меня. Сестричка твоя на руках у меня болеет, а ты поднял вой. Вот сейчас как подойду, повоешь у меня, будешь знать.
Папа возвращается с врачом. От папы несет виски. Доктор осматривает малышку, тычет в нее пальцем, поднимает веки, ощупывает шею, ручки, ножки. Встает и качает головой. Она умерла. Мама тянется к малышке, обнимает ее, отворачивается к стене. Доктор спрашивает: с ней было какое-то несчастье? Ребенка роняли? Может, ребята с ней неловко играли? Что-то случилось?
Папа трясет головой. Доктор говорит: я должен забрать ее и осмотреть, и папа подписывает бумагу. Мама умоляет оставить ей ребенка хоть на несколько минут, но доктор говорит: у меня и других дел полно. Папа тянет руки к Маргарет, и мама жмется к стене. Взгляд у нее безумный, черные курчавые волосы прилипли ко лбу, глаза круглые, лицо блестит от пота и слез - папа высвобождает малышку из ее объятий, а она мотает головой и стонет. Доктор заворачивает Маргарет с головой в одеяло, и мама плачет: о, Господи, она же задохнется. Господи Иисусе, Мария и Иосиф, спасите меня. Доктор уходит. Мама отворачивается к стенке, и так лежит, не шелохнувшись, и молчит. Близнецы проснулись, плачут от голода, а папа стоит посреди комнаты и смотрит в потолок. Лицо у него белое, и он бьет по ногам кулаками. Подходит к постели, кладет руку мне на голову. Рука дрожит. Фрэнсис, я пойду, куплю сигарет.
Весь день мама лежит в постели, почти не шевелится. Мы с Мэлаки наливаем в бутылочки воду с сахаром и даем близнецам. В кухне находим буханку черствого хлеба и две холодные сосиски. Чаю попить мы не можем, потому что молоко в ящике со льдом прокисло, и лед снова растаял, а всем известно, что без молока чай пить не положено – кроме тех случаев, когда папа рассказывает про Кухулина и разрешает глотнуть из своей кружки.
Близнецы опять голодны, но я понимаю, что не могу весь день и всю ночь поить их водой с сахаром. Я кипячу в кастрюльке прокисшее молоко, вмешиваю немного черствого хлеба и стараюсь накормить их этой смесью из кружечки. Они корчатся и с ревом убегают к маминой постели. Мама лежит, отвернувшись к стене, и они снова бегут ко мне и плачут. Близнецы воротят нос, пока я не приглушаю вкус кислого молока сахаром. Тогда они едят и улыбаются, и все размазывают по лицу. Мэлаки тоже просит того, что в кружечке, а если ему сойдет, то мне и подавно. Мы все сидим на полу,
Мы поели и попили, и теперь нам надо в туалет в конце коридора, но попасть мы туда не можем, потому что там сидит миссис Лейбовиц – она что-то мычит и напевает. Подождите, детки, говорит она, подождите, лапушки. Я мигом. Мэлаки хлопает в ладоши и поет: подождите, детки, подождите, лапушки. Миссис Лейбовиц открывает дверь туалета. Гляньте-ка. Такой маленький, а уже настоящий актер. Ну, ребятки, как ваша мама?
Лежит в постели, миссис Лейбовиц. Доктор забрал Маргарет, а папа ушел за сигаретами.
О Фрэнки, Фрэнки. Я говорила, что девочка больна.
Мэлаки хватается между ног. Писать. Писать.
Я уже все. Писайте, мальчики, и пойдем проведаем вашу маму.
Мы писаем, и миссис Лейбовиц идет навестить маму. О, миссис Маккорт. O vey, лапушка. Только гляньте. Гляньте на близнецов. Совсем голышом. Миссис Маккорт, что случилось-то, а? Девочка заболела? Ну же, поговорите со мной. Вот бедняжка. Повернитесь-ка, миссис. Скажите мне. Вот ужас-то. Поговорите со мной, миссис Маккорт.
Она помогает маме сесть, прислоняет ее к стене. Мама будто съежилась. Миссис Лейбовиц приносит мыла и велит мне набрать воды, чтобы умыть маме лицо. Я мочу полотенце в холодной воде и вытираю ей лоб. Она прижимает мою руку к щеке. О Господи, Фрэнки. О Господи. Руку не отпускает, и мне страшно, потому что такой маму я никогда не видел. Она говорит «Фрэнки», только потому что меня держит за руку, а сама думает о Маргарет - не обо мне. Сестричка твоя умерла, Фрэнки. Умерла. А где ваш отец? Пьет. Вот где. В доме ни гроша. Работу найти не может, но как выпить - так деньги находит, - ему лишь бы выпить, выпить, выпить. Она подается назад, бьется головой о стену и кричит: Где она? Где она? Где моя девочка? О Господи Иисусе, Мария и Иосиф, спасите меня. Я с ума сойду, точно сойду, я просто сойду с ума.
В комнату влетает миссис Лейбовиц. Миссис, миссис, что стряслось? Девочка – что с ней?
Мама снова кричит: умерла, миссис Лейбовиц. Умерла. Роняет голову и качается взад-вперед. Среди ночи, миссис Лейбовиц. В коляске. Следить надо было за ней. Семь недель провела в этом мире и умерла среди ночи, одна, миссис Лейбовиц, совсем одна, в коляске.
Миссис Лейбовиц обнимает маму. Ш-ш, будет, ш-ш. Дети так умирают. Бывает, миссис. Господь прибирает.
В коляске, миссис Лейбовиц. Возле моей постели. Если бы я взяла ее к себе, она не умерла бы, верно? Не нужны Богу младенцы. Зачем Богу младенцы?
Не знаю, миссис. Мне про то неведомо. Поешьте супа. Вкусный суп. Придаст вам сил. Ну-ка мальчики. Берите миски. Дам вам супа.
Миссис Лейбовиц, а что такое «миски»?
О Фрэнки. Не знаешь, что такое «миска»? Для супа, лапушка. У вас нет мисок? Тогда чашки достаньте для супа. Я смешала гороховый и чечевичный суп. Никакой ветчины. Ирландцы ветчину любят. Нет ветчины. Пейте, миссис. Пейте суп.
Она кормит маму с ложечки, вытирает капли с подбородка. Мы с Мэлаки сидим на полу и пьем суп из кружек. Угощаем с ложечки близнецов. Суп отличный - вкусный и горячий. Мама никогда таких супов не готовит, и я думаю, а есть ли хоть крохотная возможность, чтобы миссис Лейбовиц побыла моей матерью. А Фредди побыл мной, пожил бы с моими родителями, а Мэлаки и близнецы стали бы его братьями. Но Маргарет уже у него не будет, потому что она как тот пес на улице, которого увезли. Не знаю, почему ее увезли. Мама сказала, что она умерла в коляске - и это, должно быть, все равно, что попасть под машину, потому что тебя увозят.