Прах и пепел
Шрифт:
– Поищем вокруг, – сказал Саша, – должен же кто-то быть у шлагбаума.
На землянку натолкнулся Халшин, позвал Сашу. Была она занесена снегом, но видны ступеньки вниз, и труба торчит.
Постучали раз-другой. Вышел высокий костлявый мужик в тулупе и валенках, на голове – треух, оказался путевой обходчик. С 24 ноября поездов нет ни с Михайлова, ни с Павельца. Ну а они с женой уйти не имеют права. Служба.
– Немцы тут были?
– Нет, не были, аэропланы ихние летают, это есть.
Саша переступал
– Тут до войны дорогу строили, грейдер прошел, знаете?
– Как не знать. На нем и стоите.
Саша огляделся.
– Ни канав, ни материала.
– Канав тут не копали, материал не завозили, а грейдер прошел, это точно.
– А вешки?
– Может, упали, вишь, пурга какая. Блинов Яков Трофимович в Грязном живет, смотритель дорожный, должен за этими вешками глядеть.
– Где поворот на Грязное?
– С километра два проедете, и направо.
– В Пронск по грейдеру ездят?
– Нет, от Грязного своя дорога в Пронск, санная, ляском. Грейдер – место открытое, а ляском поспособнее, тем более привык народ, потому как…
– Ладно, дед, садись в переднюю машину, показывай дорогу.
– Чего ее показывать, два километра проедете, и направо.
– Вот и покажешь, садись, садись!
– Погоди тогда, тулуп-то я на исподнее накинул, сунул босы ноги в валенки, оденусь, бабу предупрежу.
Согнувшись, обходчик нырнул обратно в землянку.
На переезде замелькали огоньки, подошла пятерка Стрельцова. Саша всех отослал с проводником в деревню, велел оставить на повороте одну машину, чтобы показать дорогу следующим пятеркам. Сказал Проценко: будешь за квартирьера, а сам на полуторке Халшина остался дожидаться остальных машин.
– Потерпи, Николай, как первые машины подойдут, отправлю тебя в деревню, на другую пересяду.
Халшин сидел молча. Воротник шинели поднят, обвязан шарфом почти до глаз, и пилотка натянута на лоб, перебирал ногами: мерзли. И у Саши мерзли ноги, руки, продрог, хоть и надел под гимнастерку свитер и шею обмотал шарфом.
Наконец подъехал Байков с тремя машинами, его четвертая… Где пятая?
– А черт его знает, – недоумевал Байков. – Последним Журавлев ехал. Отстал, видно, нагонит.
Был Байков в шапке-ушанке, в валенках, наверно, из дому везет, запасливый.
– Ты что же, не видел, сколько машин за тобой? – нахмурился Саша.
– Интересно! Как я мог видеть? Ты с шофером едешь, а я за рулем, на затылке у меня глаз нету. Не потеряется Журавлев, не маленький!
– Подбирать за тобой машины никто не обязан! Ты отвечаешь за свою пятерку. Может быть, Журавлев с дороги сбился! Изволь вернуться и разыскать его.
– Наверно, – усмехнулся Байков, – поеду я в пургу. Нашелся тут начальник – от сохи на время.
– Пожалеешь.
– Не пугай,
Саша положил руку на кобуру:
– Поедешь?
Байков посмотрел на кобуру, на Сашу, молча пошел к машине, тронулся, но не развернулся, а поехал вперед. Вот сволочь!
– Зря вы его, гада, не пристрелили, – сказал Халшин.
– А кто его машину потом поведет? – возразил Саша. Но ощутил свое бессилие. Он не командир, подчиняться ему не обязаны. Ладно, лишь бы довести колонну до Пронска.
Уже начинало светать, когда подъехал Чураков со своей пятеркой.
– Журавлев тебе не попадался? – спросил Саша.
– Стоит на дороге, зажигание отказало, бросил его Байков, гнида! Я посмотрел, поковырялся, трамблер надо менять, подойдет техничка, сменит. Журавлев нас и задержал, стали его объезжать, одна машина в кювет съехала, едва вытащили.
– Не в трамблере дело, – сказал Саша. – Не захотел ты выручить Журавлева – он из пятерки Байкова, а с ним вы полаялись. Оба вы засранцы.
– Ты меня не обзывай! – крикнул Чураков, наступая на Сашу.
– Но-но, потише! – Халшин загородил Сашу. – Так тебе врежу, что мослов не соберешь.
– Считай! – истерично выкрикнул Чураков. – Считай машины! Видишь, пять! За них и отвечаю. А чужие не навешивай на меня.
– Уезжайте! – махнул рукой Саша.
Уже совсем рассвело, когда подошли машины Гурьянова и Мешкова Юрия Ивановича с техничкой и с машиной Журавлева.
– Пока Журавлев нас дожидался, у него радиатор прихватило, пришлось паяльной лампой отогревать, – объяснил Гурьянов, – вот и задержались.
Саша спросил у Тони, как Овсянников.
– Спит, слава Богу, думаю, довезем.
– Приедете в деревню, узнайте, нет ли там больницы.
Саша въехал в деревню Грязное последним. Уже был день, сумрачный, холодный, падал не переставая снег. Проценко подсел в кабину, доложил: люди накормлены и отдыхают, деревня большая, машины разъехались по улицам и проулкам, прижались к домам, к заборам, сверху их сразу не увидишь, к тому же запорошены снегом.
Проценко отвел Сашу на его квартиру. Хорошая, теплая изба, старики хозяева, сноха, внуки. Встретили вежливо, но не сказать, что приветливо. Сашу это удивило – в других деревнях к ним относились сердечнее.
Саша разулся, подержал ноги возле печки, согрелся немного, сменил носки, похлебал горячих хозяйских щей и отправился к смотрителю дороги Блинову. Хотелось спать, падала голова, но пересилил себя.
Блинов оказался угрюмым мужиком, сказал, что стройматериалы завезли только до деревни Дурное, лежат на обочинах, а вешки, может, и попадали, третий день метет. Дорогу можно определить по канавам, до них отсюда километров десять.
– Поедете с нами, покажете канавы, – сказал Саша.
– Зачем это я поеду?!