Прах и тень

Фэй Линдси

— Мисс Монк передала его мне. Я тотчас пришлю копию.

— Следующее. Джордж Ласк, президент Уайтчепелского комитета бдительности, шлет мне поклон и сообщает, что отправил письмо королеве с предложением наградить меня.

— Боже правый! Лондон тогда превратится в сущий бедлам!

— У меня сходные предчувствия. Вот еще весьма обстоятельное письмо от майора Генри Смита. В конверт вложены результаты вскрытия трупа, обнаруженного в Сити. Через минуту мы вернемся к делам, а сейчас налейте мне, пожалуйста, еще чашечку кофе. Моя обычная подвижность, как видите сами, значительно ограничена соседом, живущим

через два дома от нас. Я ему очень обязан. Четвертое сообщение — телеграмма от моего брата Майкрофта: «Навещу тебя при первой же возможности. Уайтхолл взволнован последними событиями. Быстрее выздоравливай, твоя смерть сейчас была бы крайне несвоевременна».

— Присоединяюсь к этому мнению.

— Пятое: мисс Монк просит назначить ей удобное время для встречи.

— Она проявила чрезвычайную силу духа.

— За что я ей весьма благодарен. Шестое: визитная карточка мистера Роулэнда К. Вандервента — он желает получить аудиенцию. И, наконец, нелепое послание от репортера, который требует дать ему интервью, чтобы ознакомить общество с ходом следствия.

— Это сейчас не самое важное.

— Я намерен отказать ему, но в этом письме звучит зловещая нотка. Посудите сами.

Записка была отпечатана на машинке на листке дешевой желтоватой бумаги с какими-то темными пятнами по краям.

Мистер Шерлок Холмс!

В интересах общества и вашей репутации я настоятельно прошу вас встретиться со мной в заведении Симпсона, чтобы обсудить некоторые важные вопросы. Буду ждать вас сегодня в десять часов вечера. Приходите один.

Лесли Тависток

Я повертел в руках это таинственное приглашение.

— Холмс, автор не пишет, что он газетчик.

— А зачем? Любому, кто разбирается в пишущих машинках, это и так ясно. Достаточно посмотреть на характеристики данного устройства. Мистеру Тавистоку должно быть стыдно, если у него, конечно, нет для этого иного повода, за отсутствующий хвостик буквы «y», наполовину стертую верхнюю черту у «d» и еще девять сильно износившихся букв.

— Разве только журналисты немилосердно относятся к пишущим машинкам?

— Ни в одной другой профессии не нужно так часто прикасаться кончиками пальцев к дешевой типографской краске. Есть еще несколько любопытных обстоятельств, но, боюсь, нам придется вернуться к кровавым убийствам субботней ночи. Пусть наш таинственный репортер сам разбирается в своих умственных построениях. Вот краткий отчет о вскрытии, записанный майором Смитом. Прочитайте его, пожалуйста, вслух, так чтобы я мог проверить собственные догадки.

— «При доставке трупа на Голден-лейн часть уха отвалилась. На печени три пореза разной величины, ножевая рана паха, глубокие разрезы матки, толстой кишки, поджелудочной железы и левой почечной артерии. С прискорбием констатирую, что левая почка целиком извлечена убийцей из тела». Но это не лезет ни в какие рамки!

— Я предвидел что-то подобное.

— Но, Холмс, почка размещается за несколькими другими органами, не говоря уже о том, что она защищена оболочкой! Выходит, он вовсе не боялся, что его обнаружат, раз скрылся с места преступления с почкой…

— Хм! Чудеса, да и только.

Продолжайте, будьте так любезны.

— «Кровотечение, вызванное нарушением свертывания крови в брюшной полости, указывает на то, что она была мертва еще до того, как убийца произвел над ней вышеуказанные действия. Приложен полный перечень вещей и одежды покойной в момент ее смерти». Подписано майором Генри Смитом, который передает вам привет и выказывает сожаление, что вас не было при вскрытии.

— Готов заверить майора, что тоже считаю это обстоятельство весьма прискорбным, — вздохнул Холмс. — Увы, я превратил расследование этого дела в чудовищную неразбериху.

— Мы действительно ничуть не продвинулись дальше?

— Ну я бы так не стал говорить. Нам известно, что письмо так называемого «Джека Потрошителя», возможно, написано самим убийцей. Ведь такая подробность, как отрезанные уши, — это не просто шутка, а свершившийся факт. Преступник обладает железными нервами, он способен обнаружить и удалить почку. Знаем мы и то, что убийце удается уносить органы в пакете: у меня нет сомнений, что сверток, который я видел у него под мышкой, позже был использован для транспортировки некоего весьма зловещего предмета. У меня есть также причины подозревать, что Джек Потрошитель всерьез невзлюбил вашего покорного слугу.

— Что вы имеете в виду?

— Уотсон, помните письмо, полученное мною в марте прошлого года, сразу же после нашего возвращения из Колуолла?

— После дела о пропаже фамильной ценности Рамсденов? Что-то припоминаю.

— Я изучал почерк. Хотя его пытались изменить, я уверен: это рука одного и того же человека. Показательны закорючки в конце слов, завершают картину жирные нисходящие линии. А это значит: он писал мне…

— Еще до того, как было совершено первое убийство!

— Именно так. — Холмс какое-то мгновение задумчиво смотрел на меня. — Я не стану возражать, если вы пойдете на сделку с совестью и приготовите мне дозу морфия. Если не хотите, я сделаю это сам.

Я поставил бутылочку на каминную полку среди разбросанных ершиков для чистки трубки и, пока готовил чистый маленький шприц Холмса, размышлял над абсурдностью ситуации. Обернувшись, я испугался, увидев, что он пытается выбраться из-под одеяла, правда, без особого успеха.

— Холмс, что вы делаете, черт бы вас побрал?!

— Готовлюсь выйти, — ответил он, опираясь на ближайшую стойку кровати, чтобы встать.

— Совсем выжили из ума, Холмс? Вы ведь не ожидаете…

— …что еще остались улики, которые удастся найти? — спросил он с раздражением. — Это единственный проклятый факт, в котором я твердо уверен.

— Но ваше состояние…

— Я совершенно разбит. Но, во всяком случае, вправе надеяться, что меня будет сопровождать умелый врач.

— Если вы вообразили, что я позволю вам покинуть вашу комнату, вы сошли с ума — вдобавок к тому, что серьезно ранены.

— Уотсон, — сказал сыщик совсем другим голосом. Я никогда прежде не слышал, чтобы он разговаривал со мной таким тоном. Слова звучали гораздо тише, чем когда он произносил их в своей обычной размеренной манере, и намного печальнее. — Я загнал себя в безвыходное положение. Пять женщин мертвы. Пять! Ваши намерения похвальны, но представьте на миг, каково будет мне получить известие о шестой погибшей?