Прах к праху
Шрифт:
Красавчик за стойкой кивнул, вставил конус в машину и покрутил ручку.
— Эй, Мишель!
В ответ на крик официантка вышла из арки, что вела в дальний зал, с подносом чистых чашек размером с суповую миску. Высокая и стройная, с узким лицом, на котором Лиска разглядела несколько старых шрамов. Не иначе как много лет назад побывала в автомобильной аварии. Один такой шрам извивался рядом с уголком рта, другой, — словно короткий толстый червяк, устроился на высокой скуле. Темные волосы,
Лиска показала служебное удостоверение.
— Спасибо, Мишель, что вы согласились со мной встретиться. Мы можем сесть за столик?
Официантка оставила поднос и вытащила из-за стойки сумочку.
— Ничего, если я закурю?
— Я не против.
— Никак не могу бросить, — сказала она скрипучим, как старые несмазанные ворота, голосом и направилась к столику в части зала, отведенной для курящих, как можно дальше от блондина. — Вся эта история с Джилли… у меня до сих пор нервы на пределе.
Дрожащей рукой Мишель вытащила из дешевого винилового футляра длинную тонкую сигарету. Лиска обратила внимание, что тыльная сторона ее кисти тоже обезображена шрамом, вокруг которого выполнена изящная, аккуратная татуировка: змея с небольшим яблоком во рту. Хвост спускался ниже и словно браслет обвивал запястье.
— Вижу, у вас был ожог? — сказала Лиска, указывая на шрам ручкой и раскрывая блокнот.
Мишель вытянула руку, как будто любуясь ею.
— Еще какой! — сказала она совершенно спокойно. — В раннем детстве. — Затем щелкнула зажигалкой и какое-то время, нахмурив брови, смотрела на пламя. — Боль была адская.
— Представляю.
— Итак, — сказала Мишель, возвращаясь из воспоминаний к действительности. — В чем, собственно, дело? Никто точно не говорит, что Джиллиан мертва, но, насколько я понимаю, это так. В новостях твердят исключительно о «предположениях» и «вероятности», но, с другой стороны, дело касается не кого-нибудь, а Питера Бондюрана, и обещано вознаграждение. Ведь если бы он знал, что его дочь жива, стал бы он обещать такие деньги? Почему нельзя сразу сказать, что это она?
— Боюсь, что я не имею права давать какие-либо комментарии. Как давно вы знакомы с Джиллиан?
— Примерно год. Она приезжала сюда каждую пятницу — либо до, либо после сеанса у психотерапевта. Так мы и познакомились.
Мишель сделала глубокую затяжку и выдохнула дым через редкие зубы. Глаза ее были с легкой поволокой, слишком узкие, слишком жирно обведенные черным карандашом. Ресницы короткие, но густо намазанные тушью. Действительно, внешность специфическая. Как там выразился на ее счет Ванлис? Лиска подумала, что самое подходящее слово — крутая.
— И когда вы в последний раз ее видели?
—
— Вам не нравится доктор Брандт? Вы с ним знакомы?
Мишель прищурилась, глядя на нее сквозь завесу дыма
— Я знаю лишь то, что это пиявка, которая сосет у людей деньги. Ему наплевать на все их проблемы, лишь бы в его кошельке звенели монеты. Я постоянно советовала ей завязать с этим делом или хотя бы найти психотерапевта-женщину. Потому что ей он ни с какого бока не был нужен. Ему же от нее требовалось лишь одно: запустить лапу в карман ее папаши и как можно больше оттуда выгрести.
— А вы знаете, почему она обратилась к Брандту?
Мишель бросила взгляд куда-то за плечо Лиски, скорее всего в окно.
— Депрессия, проблемы с родителями… Сначала те развелись, затем мать умерла, не сложились отношения с отчимом. Обычная история.
— На мое счастье, со мной такого не было. Она рассказывала вам что-то конкретное?
— Нет.
Лжешь, решила про себя Лиска.
— А наркотики она не принимала?
— Ничего серьезного.
— Это как понять?
— Немножко «травки» время от времени, когда ей совсем становилось невмоготу.
— И у кого она ее покупала?
Файн тотчас напряглась. Лицо превратилось в каменную маску, отчего шрамы на нем, казалось, выделялись еще сильнее.
— У одного знакомого.
«Ага, у тебя, голубушка», — сделала вывод Лиска и развела руками.
— Послушайте, я не собираюсь никого сдавать из-за пары покурок. Просто хочу знать, не имела ли Джиллиан каких-нибудь врагов в этих делах.
— Нет. И вообще, это бывало крайне редко, в отличие от Европы. Там она чего только не перепробовала — и секс, и наркотики… Но когда вернулась, то завязала и с тем и с другим.
— Вот так просто, взяла и завязала? То есть приехала сюда и начала монашескую жизнь?
В ответ Мишель лишь пожала плечами и стряхнула пепел с сигареты.
— Она пыталась наложить на себя руки. Мне кажется, такое не проходит бесследно.
— Где? Во Франции? Она пыталась совершить самоубийство?
— Так она мне сама рассказывала. Отчим на какое-то время запер ее в психиатрической клинике, видя, что из-за него у нее едет крыша.
— Это как понимать?
— Так, что он клеился к ней и в конце концов трахнул. Она же какое-то время думала, что он ее любит. Даже хотела, чтобы он развелся с матерью и женился на ней.
Мишель сказала об этом как о чем-то малозначительном, как будто такие вещи были нормой в ее мире.
— Она выпила целый пузырек таблеток. И тогда отчим упек ее в психушку. А когда вышла оттуда, то вернулась сюда.