Практика соприкосновений
Шрифт:
Но это было не последнее испытание. Самый страшный страх наступил, когда состав ворвался на бесконечный речной мост. Совсем рядом, ближе чем на расстоянии вытянутой руки, завыли фермы, падающие прямо на меня чтобы убить, но никак до меня не достающие, отчего воющие ещё громче и злее. «А-а-ах», – орали фермы, пролетая мимо моего черепа, разрывая при этом речной ветер в здоровенные клочья, норовящие залезть под рубашку, проникнуть в щель между мной и вагоном, оторвать от поручня и бросить, как в мясорубку, на стонущее железо. Я помню, как прощался с жизнью, ибо силы были неравны. А как прощался – думал только
Однако, мост кончился. Главное – прекратился вой, а с ним прекратились и дикие порывы ветра. Воздух оставался плотным, тугим, но уже не таким рваным, как секунды назад. Торжества никакого не возникло, но страх ослаб, потому что смерть – было ясно – слегка отодвинулась. Теперь оставалось только держаться. Просто держаться, и всё. Держаться за толстый, пыльный поручень. А внизу, под насыпью, пролетали заливные луга, покрытые озёрами воды, травой и кустарником. Солнце ярко отражалось в речной водичке, било мне в глаза слепящими лучами. «Слишком красиво, – думал я, – слишком красиво… Зачем мне понадобилась такая запредельная красота?.. Вот где умереть, не встать…»
Но тут же возникли какие-то постройки, сарайчики, заборы, огородики, рельсы удвоились, утроились, учетверились и поезд остановился рядом с такими же товарняками, напротив станционного здания, единственного, крытого шифером, а не рубероидом. Отличия мне были ранее разъяснены отцом, возводящим в данный момент небольшой загородный домик.
Когда наступила полная остановка, я с большим трудом дотянулся слабой ногой до неподвижной земли и встал на неё, как первый космонавт на Луну. А когда окончательно прекратилось головокружение, двинулся потихоньку в направлении станции с намерением дождаться первой же электрички и немедленно отправиться назад. Однако, тут же, как из-под земли, передо мной возникли мои пацаны с дружескими поздравлениями.
– Гениально! – провозгласил Колька. – Это надо же – с первого раза! И получилось! Да ты, парень, специалист!
– Не каждый так может, – подтвердил Витька. – Скок, и там. А то, бывает, так накувыркаешься рядом с поездом, что не приведи Господь. На мне места целого нет. И колесом крутился, и на уши вставал, пока приспособился. А ты молодец… Далёко пойдёшь, правда, Колян?
– А как же, – согласился Коля, – конечно, пойдёт. Да ещё как пойдёт, если нас будет слушаться. А не маму с папой.
– А почему мне вдруг родителей-то не слушаться? – возмутился я, осознавая некий героизм, дающий мне право на собственную точку зрения.
– А потому, Лёшенька, – пояснил Колька, – что родители у тебя простые, а ты непростой… О-о, ты непростой. Ты – гений.
– Ага, – подтвердил Витька. – Гений русской рулетки. Ну… которая между колесом и рельсом. Это родители должны тебя слушаться.
– Точно! – подтвердил Колька. – Ты будешь у нас теперь за старшего. За главаря, то есть. Как бы, за Д’Артаньяна. Витька, согласен?
– Согласен! Ещё как!
– Вот видишь? И Витька согласен. Потому – командуй. Ну? Какие твои будут распоряжения?
– Такие, – распорядился я, – что домой мы сейчас едем. С первой же электричкой. Садимся и едем. И от контролёров бегаем, как все нормальные люди.
– Не, – взвыла моя команда, – так дело не пойдёт! Мы, что, зря, что ли, сюда ехали, жизнями молодыми
– Ну, что мы тогда? – недоумевал я. – Что делать будем?
– Как что? Купаться будем! Вот озеро, а вот протока. Куда пойдём?
– Так, – решился я, – идём на протоку.
– Да ты что – на протоку! Во даёт! Сразу на протоку! – восхитился Колька, – Нам на протоку нельзя. Туда большие люди ходят. В смысле – прирезать могут. Нам туда соваться незачем. Там в карты играют. По-взрослому. Могут проиграть.
– Кого?
– Да кого хочешь.
– Тогда на озеро.
– Во! Это ты правильно решил. Идём!
Витька бодро зашагал по тропинке, а Колька приостановился.
– Ты знаешь, Лёха, – произнёс он после некоторой заминки, – ты и на озере, смотри, поосторожней. Там тоже народ всякий попадается.
– А как это – поосторожней? – спросил я.
– Сколько можно повторять? Ещё раз для бестолковых. Вот идёшь ты, например, по тропинке. А навстречу идёт кодла. Ну, человека четыре. Тут, главное, никогда никому не уступать дорогу. Драка, она всегда рядом с тобой. То ли будет, то ли не будет… А за слабого примут – сразу изобьют. Потому правило второе: бей первым, причём в харю. Причём, бей не кого попало – толку не будет. А бей заводилу, на которого они все рассчитывают, ну, кодла, то есть. Причём, не гладь его, а бей, чем под руку попадёт.
– А если не получится?
– Лёшь, ты чего? – удивился Колька. – У тебя, да чтобы не получилось? Ты ж гений дзюдо! Но, если не получится… тогда тикать надо. Крупными скачками. А, поскольку нас трое – всё в порядке.
– Не журысь, – сказал Витька, – отмахнёмся.
И пошли мы к озеру широкой, натоптанной тропинкой. Дорога много времени не заняла, и никакой опасной кодлы по пути нам не попалось. Встретили двоих-троих мальчуганов, которые внимательно осмотрели нас с головы до ног, но ничего привлекательного в нас и на нас не обнаружили. И накупались мы в тот яркий день до посинения в холодной, ещё по-весеннему, воде, но тут же согрелись под лучами жгучего, уже по-летнему, солнца. Юноши, усеявшие берега своими худущими телами, были увлечены, как взрослые, по большей части карточными играми; нас как-то сразу приняли за своих. Никто, казалось, нам не мешал в тот день и ничто нам не мешало. Правда, довольно скоро нам всем здорово захотелось чего-нибудь покушать. Но еды ни у кого не было, кормить нас здесь никто не собирался, потому через пару часов нахлынули вспоминания о доме.
Сборы были недолги. Той же самой дорогой, усталые, но счастливые от того, что предприятие наше совершалось совершенно гладко, мы двинулись на станцию. И солнышко было то же, и встречные шпанюки, стреляющие глазами по сторонам, и те же товарные составы, временно лишённые тягачей, замершие на сверкающих рельсах. Всё сияло и переливалось.
Те, кто были повзрослее и поувереннее, устроились на станционных скамейках, а мы с друзьями расслабились на невысоком бетонном заборчике. Разъезд простирался перед нами, как на ладони. Прибывший пригородный поезд мы высокомерно игнорировали, ибо транспортом нашим отныне был простой, но надёжный товарняк.