Правда о деле Гарри Квеберта
Шрифт:
Среда, 18 июня 1975 года
С тех пор как в Аврору приехал Гарри, Дженни Куинн по утрам приводила себя в порядок на целый час дольше. Она влюбилась в него с первого дня, с той минуты, как его увидела. Никогда прежде она не испытывала подобных чувств: он был мужчиной ее жизни, она это знала. Он был тем, кого она ждала всегда. Каждый раз, увидев его, она представляла себе их совместную жизнь: пышную свадьбу, жизнь в Нью-Йорке. Гусиная бухта будет их летней виллой, здесь он сможет в тишине и покое править рукописи, а она — навещать родителей. Он увезет ее далеко-далеко от Авроры; ей больше не нужно будет отчищать заляпанные жиром столы и туалеты в этом занюханном
Она ничего не придумывала, это не была игра воображения: между ней и Гарри явно что-то намечалось. Он любил ее, он тоже ее любил, это точно. Иначе с чего бы ему каждый день приходить в «Кларкс»? Каждый день! А их разговоры у стойки! Ей так нравилось, когда он присаживался напротив нее, чтобы немного поболтать. Он нисколько не походил на мужчин, которых она встречала прежде, он был куда умнее, утонченнее. Ее мать, Тамара Куинн, дала строгие указания всему персоналу «Кларкса», в частности, запретила с ним разговаривать и его отвлекать, и, случалось, бранила ее дома за неподобающее поведение. Но мать ничего не понимала, не понимала, что Гарри настолько любит ее, что пишет о ней книгу.
Про книгу она заподозрила несколько дней назад, а сегодня утром убедилась. Гарри появился в «Кларксе» на рассвете, около половины седьмого утра, сразу после открытия. Он редко приходил так рано; обычно в это время здесь бывали одни только дальнобойщики и коммивояжеры. Едва усевшись за свой обычный столик, он принялся писать, неистово, без остановки, почти лежа на бумаге, словно боялся, как бы кто-нибудь не увидел, что он пишет. Иногда останавливался и подолгу смотрел на нее; она делала вид, будто ничего не замечает, но знала, что он не сводит с нее глаз. Сперва она не сообразила, почему он так пристально на нее смотрит. А около полудня поняла: он пишет книгу о ней. Да, она, Дженни Куинн, — главная героиня нового шедевра Гарри Квеберта. Вот почему он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел его листки. Едва осознав это, она пришла в невероятное волнение. И поскольку настало время ланча, воспользовалась случаем, чтобы принести ему меню и немного поболтать.
Все утро он писал четыре буквы ее имени: Н-О-Л-А. Ее образ не выходил у него из головы, ее лицо занимало все его мысли. Иногда он закрывал глаза, чтобы представить ее себе, потом, словно пытаясь излечиться, старался смотреть на Дженни, в надежде, что забудет ее. Дженни красавица, почему бы ему ее не полюбить?
Около полудня, увидев, что Дженни направляется к нему с меню и чашкой кофе, он прикрыл исписанную страницу чистым листом — как всегда, когда кто-нибудь к нему приближался.
— Пора вам что-нибудь поесть, Гарри, — велела она чересчур заботливым тоном. — Вы за целый день маковой росинки не проглотили, только добрых полтора литра кофе. У вас будет изжога на голодный желудок.
Он постарался вежливо улыбнуться и как-нибудь завязать разговор. На лбу у него выступили капли пота, и он быстро вытер его тыльной стороной руки.
— Вам жарко, Гарри. Вы слишком много работаете!
— Возможно.
— У вас вдохновение?
— Да. В последнее время дело, можно сказать, идет неплохо.
— Вы все утро не поднимали головы.
— В самом деле.
Дженни улыбнулась заговорщицкой улыбкой, давая понять, что ей все известно про книгу.
— Гарри… Я знаю, это нескромно, но… Можно мне почитать? Хотя бы несколько страниц? Мне так интересно посмотреть, что вы пишете. Это, наверно, чудесно.
— У меня еще не совсем готово…
— Наверняка это уже потрясающе.
— Попозже посмотрим.
Она снова улыбнулась:
— Позвольте принести вам лимонаду немного освежиться. Хотите что-нибудь съесть?
— Я возьму яичницу
Дженни немедленно исчезла на кухне и заорала повару: «Яичницу с беконом для вел-ликого пис-сателя!» Мать, видевшая, что она болтает в зале, призвала ее к порядку:
— Дженни, прекрати надоедать мистеру Квеберту!
— Надоедать? Мама, ты промахнулась: я его вдохновляю!
Тамара Куинн с сомнением посмотрела на дочь. Ее Дженни — милая девушка, но уж очень наивная.
— Кто тебе вбил в голову такую чепуху?
— Гарри в меня влюблен, мама, я знаю. И по-моему, я на первых ролях в его книге. Да, мама, твоя дочь не будет всю жизнь подавать бекон и кофе. Твоя дочь выйдет в люди!
— Да что ты такое городишь?
— Между Гарри и мной скоро все будет официально, — слегка преувеличила Дженни, чтобы мать уяснила как следует.
И, торжествуя, состроила лукавую гримаску и удалилась в зал походкой королевы.
Тамара Куинн не смогла удержаться от довольной улыбки: если дочери удастся подцепить Квеберта, о «Кларксе» заговорят по всей стране. Может, и свадьбу сыграют здесь, кто знает: она найдет слова, чтобы убедить Гарри. Оцепленный квартал, большие белые шатры на улице, тщательно отобранная публика; половина нью-йоркского бомонда, десятки журналистов освещают событие, бесконечные вспышки камер… Этого человека послало само небо.
В тот день Гарри покинул «Кларкс» в четыре часа, торопливо, словно припозднился. Сел в машину, припаркованную перед закусочной, и быстро уехал. Он не хотел опоздать, не хотел ее упустить. Вскоре после его ухода на том же месте остановился полицейский автомобиль. Полицейский Тревис Доун, нервно вцепившись в руль, украдкой заглянул через витрину в ресторан. Решив, что народу еще слишком много, он не решился войти внутрь. Воспользовавшись передышкой, он стал повторять заготовленную фразу. Уж одну фразу-то он мог сказать; не нужно так робеть. Одну несчастную фразу, всего с десяток слов. Глядя на себя в зеркало заднего вида, он произнес: «Живет, Пренни. Я подумал, может, нам в субкино сходить в боту…» Он чертыхнулся: совсем не та фраза! Одна какая-то фраза, всего ничего, а он никак не может запомнить. Развернув клочок бумаги, он перечитал записанные слова:
Привет, Дженни! Я подумал, если ты свободна в субботу вечером, мы можем сходить в кино в Монберри.
Ничего ведь сложного: ему надо войти в «Кларкс», улыбнуться, сесть за стойку и спросить кофе. Пока она будет наливать ему чашку, надо произнести эту фразу. Он пригладил волосы и сделал вид, будто занят и говорит по радиосвязи — на случай, если кто-нибудь его увидит. Прошло десять минут; четверо клиентов вместе вышли из «Кларкса». Путь был свободен. Сердце у него колотилось: он чувствовал, как оно отдается в груди, в руках, в голове, казалось, пульсировали даже кончики пальцев. Он вышел из машины, сжимая в кулаке бумажку. Он любил ее. Он любил ее еще в школе. Она была самой восхитительной женщиной, какую он когда-либо встречал. Из-за нее он и остался в Авроре: в полицейской академии отмечали его способности, советовали не оставаться в местной полиции, а метить выше. Говорили про полицию штата и даже федеральную. Какой-то тип приезжал из Вашингтона и сказал ему: «Парень, нечего тебе делать в глухой дыре. Идет набор в ФБР. ФБР — это все-таки не шутки». ФБР. Ему предлагали ФБР. Может, он бы даже попросился в престижнейшую секретную службу, ведающую охраной президента и первых лиц страны. Но была на свете эта девушка, официантка в закусочной «Кларкс», в Авроре, девушка, которую он всегда любил и которая, как он надеялся, однажды обратит на него внимание, — Дженни Куинн. Поэтому он попросил направить его в полицию Авроры. Без Дженни его жизнь не имела смысла. У дверей ресторана он остановился, набрал в легкие воздуха и шагнул внутрь.