Правда о деле Гарри Квеберта
Шрифт:
Стерн сказал, что очень раздражен моей книгой, что я сам не знаю, что пишу. И тут Гэхаловуд перехватил мяч и предложил Стерну прояснить некоторые пункты расследования.
— Мистер Стерн, — сказал он, — в свете того, что мне стало известно о ваших… сексуальных предпочтениях, можете ли вы сказать, какого рода отношения связывали вас с Нолой?
Стерн и бровью не повел:
— Я же вам говорил с самого начала. Чисто рабочие отношения.
— Рабочие отношения?
— Это когда кто-то для вас что-то делает,
— То есть Нола Келлерган в самом деле приезжала сюда позировать вам?
— Да. Только не мне.
— Не вам? А кому же?
— Лютеру Калебу.
— Лютеру? Зачем?
— Ради его удовольствия.
Сцена, о которой рассказал Стерн, происходила вечером, в июле 1975 года. Стерн не помнил точной даты, но дело было в конце месяца. Сопоставляя числа, я установил, что это случилось перед самой поездкой на Мартас-Винъярд.
Конкорд. Конец июля 1975 года
Было уже поздно. В доме находились только Стерн и Лютер: они сидели на террасе и играли в шахматы. Когда в дверь вдруг позвонили, оба удивились, кто мог прийти в такой час. Лютер пошел открывать и вернулся на террасу, ведя за собой очаровательную белокурую девушку с покрасневшими от слез глазами. Нолу.
— Добрый вечер, мистер Стерн, — робко сказала она. — Извините, пожалуйста, что я пришла без предупреждения. Меня зовут Нола Келлерган, я дочь пастора из Авроры.
— Из Авроры? Ты доехала сюда из Авроры? — спросил он. — Как же ты добралась?
— Автостопом, мистер Стерн. Мне непременно надо с вами поговорить.
— Мы знакомы?
— Нет. Но у меня к вам просьба огромной важности.
Стерн окинул взглядом юную маленькую женщину с лучистыми, но грустными глазами, явившуюся к нему поздним вечером с «просьбой огромной важности». Он усадил ее в удобное кресло, а Калеб принес ей стакан лимонаду и печенье.
— Я тебя слушаю, — сказал он, когда она залпом выпила лимонад; сцена начинала его почти забавлять. — Что же такое важное ты хотела у меня попросить?
— Еще раз простите, пожалуйста, мистер Стерн, что беспокою вас в такое время. Но у меня чрезвычайные обстоятельства. Пожалуйста, никому не говорите. Я пришла, чтобы… Чтобы попросить вас взять меня на работу.
— Взять тебя на работу? Но в качестве кого?
— Кого хотите. Я буду делать все, что угодно.
— Тебя? На работу? — Стерн никак не мог понять. — Но зачем? Тебе нужны деньги, девочка?
— Взамен я хочу, чтобы вы разрешили Гарри Квеберту остаться в Гусиной бухте.
— Гарри Квеберт уезжает из Гусиной бухты?
— У него нет средств, чтобы там оставаться. Он уже связался с агентством, которое сдает дом. Он не может заплатить за август. Но ему надо остаться! Потому что у него книга, он только что начал писать, и я чувствую, это
Она умоляюще сложила руки, и Стерн спросил:
— Чего же ты ждешь от меня?
— У меня нет денег. Иначе я бы заплатила за аренду дома, чтобы Гарри мог остаться. Но вы можете нанять меня! Я буду служить у вас и стану работать столько, сколько нужно, чтобы хватило на оплату аренды еще на несколько месяцев.
— У меня дома хватает работников.
— Я могу делать все, что вы захотите. Все! Или тогда позвольте мне платить за аренду понемногу: у меня уже есть сто двадцать долларов! — Она вынула из кармана банкноты. — Это все мои сбережения! По субботам я работаю в «Кларксе», я буду работать, пока все вам не выплачу!
— Сколько ты зарабатываешь?
— Три доллара в час! Плюс чаевые! — гордо ответила она.
Стерн улыбнулся, растроганный ее просьбой. Он смотрел на Нолу с нежностью: в сущности, ему не нужны были деньги от аренды Гусиной бухты, он прекрасно мог позволить Гарри пользоваться домом несколько лишних месяцев. Но в эту минуту Лютер сказал, что хочет поговорить с ним наедине. Они вышли в соседнюю комнату.
— Эли, — сказал Лютер, — я хофу ее рифовать. Повалуйфта… Повалуйфта…
— Нет, Лютер. Только не это… Не сейчас…
— Я тебя умоляю… Повволь мне ее рифовать… Я уве так давно…
— Но почему? Почему ее?
— Потому фто она мне напоминает Элеонору.
— Опять Элеонора? Довольно! Пора это прекратить!
Сначала Стерн отказался. Но Лютер так долго упрашивал, что он наконец сдался. Они вернулись к Ноле, которая потихоньку клевала печенье из тарелки.
— Нола, я подумал, — сказал он. — Я готов позволить Гарри Квеберту пользоваться домом столько, сколько он захочет.
Она порывисто бросилась ему на шею:
— Спасибо! Спасибо, мистер Стерн!
— Погоди, есть одно условие…
— Ну конечно! Все, что хотите! Вы так добры, мистер Стерн.
— Ты будешь позировать. Для картины. Рисовать будет Лютер. Ты разденешься, и он будет писать тебя обнаженной.
Она остолбенела:
— Обнаженной? Вы хотите, чтобы я разделась догола?
— Да. Но только чтобы позировать. К тебе никто не притронется.
— Но… это же так стыдно — быть голой… Я хочу сказать… — Она начала всхлипывать. — Я думала, я могу вам оказывать какие-то мелкие услуги: работать в саду или составить каталог вашей библиотеки. Я не думала, что мне надо будет… Я о таком не думала.