Правда о Салли Джонс
Шрифт:
Прошло две недели. Я в беспокойстве гадала, получил ли Старшой мою посылку или ее отобрали тюремщики. Но в один прекрасный день Ане по почте пришел небольшой серый конверт. Мы сразу поняли, кто его послал. Ана открыла письмо и прочла:
Любезнейшая госпожа Ана Молина,
Я получил прекрасную гармонику и Ваше доброе письмо. Я перечитал его много раз. У Вас золотое сердце. Отныне, даже находясь здесь, за решеткой, я могу не волноваться за своего механика Салли Джонс. Хочу, чтобы Вы знали: теперь сносить мои собственные несчастья мне будет намного легче!
Передайте
С величайшим почтением, Г. Коскела
Услышав, что пишет Старшой, я обрадовалась так, как не радовалась уже очень давно. Он уже больше походил на себя, чем в прошлом письме. Ана тоже заметила, как изменился его тон.
– Кажется, твой друг не потерял надежды, – сказала она.
Теперь, когда гармоника была готова, я чувствовала некоторую растерянность. Внезапно оказалось, что днем мне совершенно нечего делать.
Работа нашлась у синьора Фидардо.
– Мне в починку сдали две гармоники. На одной надо зачинить мех, на другой – поменять ремни. Чем бы ты хотела заняться?
Я выбрала ремни. Мне нравилось работать с кожей.
На следующий день синьор Фидардо заказал мне новый рабочий стол. Он был такой же, как его собственный, с полочками и ящичками, а сбоку крепились тиски и держатели для инструментов. Еще к нему прилагалась мягкая обитая кожей банкетка, которую, если нужно, можно было поднять повыше или опустить. Синьор Фидардо передвинул мебель в мастерской так, что мой стол уместился перед высоким, светлым окном.
– Ну вот, – сказал он, окончив перестановку. – Ученик мастера музыкальных инструментов не должен работать в каморке!
Поначалу я немного колебалась. До сих пор никто, кроме Старшого, не знал, что я здесь живу. Если я оставлю каморку и буду работать в мастерской у окна, тайна раскроется. Что скажут все эти нехорошие люди, которые называют меня «обезьяной убийцы», когда узнают, что я работаю у синьора Фидардо? Вдруг они натравят на меня полицию? Вдруг из-за меня пострадает синьор Фидардо?
Синьор Фидардо понял мое беспокойство.
– В Алфаме по любому поводу рады устроить шумиху – даже если чайка нагадит на голову епископу, – сказал он. – Местные жители любят сенсации. Они будут несколько дней судачить и сплетничать, когда узнают, что ты работаешь у меня. Но потом им надоест, и они начнут сплетничать о чем-нибудь другом. Уж поверь мне.
Я поверила синьору Фидардо. И вышло точно так, как он сказал. Слух о том, что синьор Фидардо нанял в подмастерья гориллу, распространился по Алфаме с бешеной скоростью. Многие нарочно придумывали повод, чтобы зайти в мастерскую и проверить, правда ли все то, что говорят. На улице за моим окном часто толпились зеваки. Но прошла неделя-другая, и никто уже не заглядывал в мое окно посмотреть, как я работаю.
Синьор Фидардо начал посылать меня с мелкими поручениями в соседние кварталы. Я забирала посылки на почте и покупала сигары в табачной лавке вдовы Перейры. Иногда синьор Фидардо брал меня в ресторан обедать. Люди здоровались со мной, как с любым другим встречным. Про «обезьяну убийцы», похоже, все забыли.
Глава 19
Могила Элизы Гомеш
Наступило
Часа за два до полуночи в бары и кабаки начинали стекаться посетители. Через открытые двери на ночные улицы лились звуки фаду. Даже в самых тесных и обшарпанных заведениях звучала гитара и грустные песни о любви, печали и сладостно-горькой тоске. Синьор Фидардо хотел уговорить Ану попробовать петь перед публикой и поэтому часто приглашал ее прогуляться, если знал, что поблизости выступает какой-нибудь талантливый исполнитель. Меня тоже брали с собой. Мы слышали многих прекрасных певиц, но ни одна не пела так живо и так проникновенно, как Ана. Вероятно, синьор Фидардо рассчитывал, что Ана заметит это сама.
И в конце концов Ана сдалась. Она пообещала, что как-нибудь в воскресенье поедет в Празереш и будет петь на похоронах под музыку синьора Фидардо. Несколько дней перед поездкой Ана очень нервничала. Но ей не о чем было волноваться. Все были до глубины души тронуты ее пением. Всплакнули даже могильщики у часовни.
В следующее воскресенье Ана снова поехала с синьором Фидардо и спела еще на одних похоронах.
И в следующее воскресенье тоже.
Слух о ее голосе распространился по всему городу. Лиссабонцы ехали в Празереш, на похороны совершенно незнакомых им людей, только чтобы послушать Ану. А некоторые говорили, что ради такого дела не жалко устроить и собственные похороны – если это единственный способ услышать Ану Молину.
По воскресеньям я обыкновенно сопровождала Ану и синьора Фидардо в Празереш. Правда, держалась я всегда в стороне. Обезьянам в синей рабочей одежде не место на похоронах. Во время церемонии я в одиночестве прогуливалась по кладбищу. Как ни странно, мне тут нравилось, хотя это было странное и жутковатое место. Вдоль разровненных граблями дорожек рядами стояли усыпальницы из белого мрамора. Они напоминали маленькие дворцы или церкви с чугунными резными решетками на дверях и каменными крестами на коньках крыш. Это был целый город, город мертвых, бесчисленные кварталы огромного лабиринта.
Часто, гуляя по кладбищу, я забредала так далеко, что уже не понимала, где нахожусь. Именно так я обнаружила могилу Элизы Гомеш. Я оказалась в дальнем уголке кладбища, где раньше никогда не бывала. Вероятно, здесь хоронили тех, у кого не было средств на большие памятники и мраморные мавзолеи. Могилы были увенчаны железными крестами или простыми гранитными надгробиями. Я остановилась у какой-то могилки, поросшей травой и укрытой опавшими листьями. На замшелом камне виднелась эмалированная табличка. На табличке был нарисован портрет девушки, и мне сразу показалось, что я ее уже где-то видела. Только никак не могла вспомнить где.
Поскольку и я так уже задержалась и знала, что Ана и синьор Фидардо ждут меня у часовни, я не успела всерьез об этом задуматься. Но поздно вечером, перед тем как уснуть, я вдруг вспомнила. Тихонько встав с постели, я проверила карманы комбинезона. Там до сих пор лежал серебряный медальон – тот самый, который Альфонс Морру носил на цепочке на шее и потерял на набережной перед тем, как упасть в воду. Я вынула медальон из кармана, открыла крышку и посмотрела на миниатюрный портрет возлюбленной Альфонса Морру. Он очень походил на портрет девушки на кладбище.