Правда о совах. Мадлен
Шрифт:
Она слышит сзади потрясенный вздох – это остолбеневшая Зейнаб смотрит на колибри, которая, по воспоминаниям Мадлен, целую вечность парит перед ними, зависнув в воздухе, у нее блестящий черный глаз и тонкий как иголка клюв. Мадлен берет Зейнаб за руку, чувствует ее ответное пожатие, и они стоят, пока колибри не упархивает прочь.
– Не понимаю, что происходит, – бормочет Зейнаб. Она опять подросток в рваных джинсах и свитере с Полой Абдул, который ей велик. – Но мне это так нравится!
Мадлен тщательно вплетает Зейнаб в свои воспоминания, по одному ощущению
Они беседуют обстоятельно и оживленно, будто вместе ваяют скульптуру, откалывая куски мрамора, чтобы освободить заключенные в нем загадочные очертания. С Зейнаб легко, так легко говорить и слушать ее – они обсуждают музыку, мультфильмы и прочитанные в детстве книги. Мадлен интересно, почему присутствие Зейнаб не искажает и не обрывает воспоминания, в отличие от цитат, почему в ее компании гораздо свободнее гулять внутри воспоминаний. Но не осмеливается спрашивать. Она подозревает, что знает ответ, и вообще ей не нужна Клэрис, чтобы напомнить, как она одинока, как обособлена, как несчастна. Достаточно несчастна, чтобы выдумать подругу – бойкую там, где Мадлен спокойна, отзывчивую и дружелюбную, где Мадлен недоверчива и замкнута, даже темная кожа – противоположность белой Мадлен.
Она будто слышит, как Клэрис рассудительно объясняет, что Мадлен, пережившая одну за другой две утраты и ставшая чересчур восприимчивой из-за экспериментальных препаратов, создала свою теневую личность, чтобы любить ее и, возможно, избавиться от проявлений расизма, и неужели у Мадлен нет темнокожих друзей в реальной жизни?
– Вот было бы здорово видеться в любое время, – мечтает шестнадцатилетняя Мадлен, лежа на спине посреди залитого солнцем поля. Ее длинные волосы разметались по траве как маисовые полозы. – Когда бы ни захотели.
– Да, – тихо отвечает Зейнаб, глядя в небо. – Мне кажется, я выдумала вас.
Мадлен коробит навязчивая строчка из Сильвии Плат [10] , но тут она вспоминает, что зачитывалась ею в старших классах. Моргая, она поворачивается к Зейнаб.
– Что? Нет. Это я тебя выдумала.
Зейнаб поднимает бровь – уже с пирсингом – и в улыбке сверкает зубами, еще более белоснежными на фоне черной губной помады.
– Может и так, но если бы мне удалось так здорово тебя выдумать, наверное, я бы захотела, чтобы ты сказала что-нибудь в таком духе. Чтобы казаться более настоящей.
10
Сильвия Плат (1932-1963) - американская поэтесса и писательница, считающаяся одной из основоположниц жанра «исповедальной поэзии» в англоязычной литературе.
– Но... так может...
– Вообще-то странно, что мы занимаемся
У Мадлен внутри все сжимается.
– А может, это путешествие во времени, – задумчиво произносит Зейнаб. – Может, это такой прикол, что я на самом деле из твоего будущего, и мы встречаемся в твоем прошлом, а когда потом ты встретишь меня в твоем будущем, я еще не буду тебя знать, а ты будешь знать обо мне все...
– Зейнаб... я не думаю...
Мадлен чувствует, как близится пробуждение, будто приставленный к горлу нож, и она пытается уклониться, тряся головой, цепляясь за аромат примятой травы и наступающего лета, когда длинными днями хорошо читать, плавать, кататься на велосипеде, отец будет говорить о математике, а мать – учить вязать, и она непременно будет смотреть в кинотеатре фильмы для взрослых...
...но у нее не получается, и вот она дрожит, обнаженная, в своей ванной, запотевшее зеркало почти высохло, и она начинает плакать.
– Должна сказать, что это неутешительные новости, – довольно спокойно произносит Клэрис.
Мадлен месяц не виделась с Клэрис, и там, где раньше она сопротивлялась ее зондированию, желая ограничится решением конкретной проблемы, теперь у нее в голове каша. Если раньше Клэрис заставляла ее чувствовать себя упрямым ребенком, то теперь – ребенком, который знает, что его ждет наказание.
– Я надеялась, что общение с вымышленной личностью поможет вам понять механизм вашего горя. – Клэрис поправляет очки. – Но, исходя из вашего рассказа, похоже, что вы чрезмерно увлеклись этим опасным миром иллюзий.
– Это не выдуманный мир, – говорит Мадлен с меньшей резкостью, чем ей бы хотелось. Она как будто неловко оправдывается. – Это мои воспоминания.
– В этих переживаниях вы подвергаетесь риску и впустую тратите время. А Зейнаб не относится к вашим воспоминаниям.
– Нет, но... – Мадлен прикусывает губу.
– Что но?
– Но... разве Зейнаб не может быть реальной? То есть, – торопливо, прежде чем взгляд Клэрис станет слишком строгим, добавляет Мадлен, – разве она не может быть из подавленных воспоминаний, как вы говорили?
– Подавленное воспоминание, с которым вы обсуждаете телепередачи, и которое вдруг появляется во всех ваших переживаниях? – Клэрис качает головой.
– Но... после общения с ней мне гораздо легче справляться...
– Мадлен, напомните, если я что-то упускаю. Вы ищете триггеры, чтобы заново пережить свои воспоминания ради них самих, а не ради лечения, не затем, чтобы ликвидировать эти триггеры, не для того, чтобы понять происхождение Зейнаб, а чтобы... Найти собеседницу? Поболтать?
Клэрис так полна доброты и сочувствия, что Мадлен хочется одновременно расплакаться и расцарапать ей лицо.
Она хочет сказать: «Вы упускаете, что там я счастлива. Упускаете, что впервые за многие годы мне не кажется, что меня поджидает болезнь или требующая решения проблема. Пока я не возвращаюсь в настоящее, пока мы не оказываемся врозь».
Но у нее будто песок в горле, и говорить слишком больно.
– Думаю, нам пора обсудить ваше согласие на более обстоятельное обследование, – произносит Клэрис с сердечностью, в которую Мадлен не верит.