Правда о совах. Мадлен
Шрифт:
Они снова видит Зейнаб, когда на больничной койке она, проваливаясь в сон, будто бы падает с большой высоты и оказывается...
...спустя неделю после смерти матери, когда она по ночам просыпается в панике, уверенная, что мать вышла из дома на улицу или упала с лестницы, или приняла не ту таблетку не в то время, а потом до Мадлен доходит, что мать уже умерла и больше не о чем
Она в постели, и рядом Зейнаб. Зейнаб здесь за тридцать, она как-то странно смотрит на Мадлен, будто впервые ее видит. И Мадлен начинает плакать, а Зейнаб крепко обнимает ее, пока Мадлен, уткнувшись в плечо Зейнаб, твердит, что любит ее, что не хочет потерять, но она должна уйти, ей не позволят остаться, она сумасшедшая и не может продолжать жить в прошлом, но у нее никого не осталось, никого.
– Я тоже тебя люблю, – говорит Зейнаб, и в ее словах слышатся и страсть, и сомнение, и отчаяние. – Я тоже тебя люблю. Я не уйду. Обещаю, не уйду.
Мадлен слышит спор за дверью и не уверена, проснулась ли.
Она слышит «серьезные телесные повреждения», и «какие симптомы», и «консультант по правам», а потом «очень нерегулярно» и «уверяю вас». Обсуждают вполголоса. Она балансирует на грани дремоты и, сбитая с толку, думает, соглашалась ли она принимать препараты или ей это только приснилось, переворачивается и опять засыпает.
Когда она снова просыпается, в ногах сидит Зейнаб.
Мадлен пристально смотрит на нее.
– Я поняла, откуда мы друг друга знаем, – говорит Зейнаб. Сейчас у нее прямые волосы до талии, на ней шелковая белая блузка, элегантный черный жакет и туфли на высоких каблуках. Она выглядит как героиня боевика. – Откуда я тебя знаю. То есть... – Она улыбается, застенчиво опустив взгляд. Зейнаб никогда не была застенчивой, но у нее на щеке ямочка там, где и должна быть. – Где я тебя видела. Клинические исследования препарата от Альцгеймера – мы были в одной группе. Я не узнала тебя, пока не увидела взрослой. Я вспомнила, что ты одна из всех казалась... какой-то... – Она продолжает чуть тише, будто вдруг вспомнив, что говорит не сама с собой. – Потерянной. Я хотела с тобой заговорить, но было бы неудобно просто сказать: «Привет, у нас вроде похожие семейные неурядицы, может, выпьем кофе?»
Она пальцами расчесывает волосы и выдыхает, не решаясь взглянуть на Мадлен,
– Вскоре после испытаний у меня начались эти галлюцинации. В них всегда была одна и та же девочка, что сводило меня с ума. Но я никому о них не говорила, потому что... не знаю, хотела посмотреть, что будет дальше. Они же так не напрягают, как сны наяву. Я начала к ним привыкать – чувствовала их приближение, усаживалась и допускала их. Иногда я могла их остановить, хотя это было труднее. Я взяла на работе отгул, читала об этих, не знаю, мистических видениях и прочей фигне, о том, что мечтала пережить, когда была школьницей. Я подумала, что даже если ты не настоящая...
Теперь Зейнаб смотрит на Мадлен. По щекам Мадлен текут слезы, а в тающей улыбке Зейнаб сквозят печаль и надежда.
– ...даже если ты не настоящая, что ж, пусть будет воображаемая подруга, которая гораздо лучше друзей на работе, понимаешь? Потому что ты для меня всегда была настоящей.
Зейнаб тянется к Мадлен. Мадлен сжимает ее руку и сглатывает ком в горле, качая головой.
– Я... даже если я не настоящая... Если это не сон. – Мадлен усмехается сквозь слезы, вытирая щеку. – Наверное, мне придется еще побыть здесь.
В усмешке Зейнаб сквозит озорство.
– Ничего подобного. Тебя сегодня выписывают. Твой консультант по правам была очень убедительна.
Мадлен моргает. Зейнаб придвигается с заговорщическим видом.
– Это я. Я твой консультант по правам. Только никому не говори, что я работаю бесплатно, иначе мне в офисе прохода не дадут.
Мадлен чувствует, как внутреннее напряжение спадает и растворяется. Она заключает Зейнаб в объятия, и та обнимает ее в ответ.
– Не знаю, что с нами творится, – шепчет Зейнаб, – но будем разбираться вместе, хорошо? – тихо говорит Зейнаб.
– Хорошо, – отвечает Мадлен. В этот момент Зейнаб тянется поцеловать в ее лоб, и Мадлен ощущает исходящий от нее чистый аромат грейпфрута и соли, и когда губы Зейнаб касаются ее кожи, Мадлен...
...остается в том же месте, но теперь в ее памяти есть та, кто помнит поцелуй Зейнаб и ее запах, и впервые за долгое время Мадлен чувствует – бесповоротно уверена – что у нее есть будущее.