Правда выше солнца

Герасименко Анатолий

Затем всё начало возвращаться.

Вначале возник свет. Безжалостно яркий, слепящий. Ошпарил глаза, вонзился в самый мозг, заставил втянуть воздух сквозь перехваченное горло.

Потом явилась боль. Шея едва ли не трещала от напряжения, позвоночник скручивало спазмами. В запястья и лодыжки впивалось нечто жесткое, огранённое. Скосив глаза, Кадмил обнаружил, что прикован наручниками к металлическому стулу.

Тут же пришло и сожаление. Всё-таки, пожалуй, стоило сбежать. Хотя бы попытаться. Найти способ выйти на связь с Локсием издалека,

с безопасного расстояния. Впрочем, это заняло бы чересчур много времени. И он не смог бы претворить в жизнь свой план – возможно, последний из всех планов.

Сожаление угасло. Кадмил ждал, что вот-вот нахлынет страх. Но страх не спешил к нему. Вокруг была пустая комната с грязным, перепачканным бурыми потёками полом. В полу виднелся люк. За стеной слышалось низкое гудение; Кадмил догадался, что это гудят очистные установки нижнего яруса. Значит, он находился в одной из тех комнат, куда охранники отводили провинившихся жрецов. И всё же он не боялся.

Не боялся – хотя напротив стоял Локсий, угрюмый, темнолицый, в синих сполохах, пробегавших по коже.

Не боялся – невзирая на то, что в углу виднелся боевой жезл армейского образца. Как раз рядом с небрежно брошенной сумкой Кадмила.

«Быть может, – мелькнула мысль, – это всё – иллюзия для вящего устрашения? Может, на самом деле мы в кабинете на пятом этаже, и стоит моргнуть, как стены украсятся несуществующими картинами, а у двери возникнут мраморные пастушата?»

Он втянул воздух. Нет. При всём его могуществе, Локсий не умел создавать запахи. А воняло здесь, как и должно вонять в пыточной: ржавчиной, гнилью и смертью.

– Очнулся? – произнёс Локсий.

– Да, – прохрипел Кадмил и откашлялся. – Да, мой бог.

– Готов к суду?

– Готов, мой бог, – он снова кашлянул, заставляя голос обрести силу. – Но, прежде чем вы объявите список моих проступков, я бы хотел признаться в главном. Который перевешивает их все разом.

Страх всё не приходил. Наверное, он уже и не появится. Когда-то Кадмилу бывало страшно за Мелиту, за их будущее, за будущее ребёнка, за самого ребёнка. Теперь Локсий всё отобрал, и бояться оказалось нечего. У большой потери – вкус свободы.

– Признаться? – раздражённо фыркнул Локсий. – В чём признаться?

«Три, два, один», – сосчитал Кадмил и произнёс:

– Я рассказал о вас людям.

– Что?!

Кадмил улыбнулся. Правда сияла, как огромный сапфир. Осталось обрамить её в оправу из мелкой лжи.

– Вчера я собрал на агоре пять тысяч афинян, – быстро, не давая Локсию опомниться, заговорил он. – Рассказал им, кто правит миром на самом деле. Объяснил, для чего нужны алтари в храмах. Что отдают люди в обмен на блаженство, и куда девается собранная пневма. Поведал, что вы пришли из другого мира, и что Земля для вас – всего лишь загородный дом. Что вы притворились древним эллинским богом и обманываете их. Я рассказал это всем подряд.

Врать всегда легче, чем быть честным. И, чего уж там, гораздо приятнее.

Локсий

прошёлся из одного конца комнаты в другой, потирая подбородок. Вернулся, встал перед стулом, к которому был прикован Кадмил.

– Ты спятил? – спросил он просто. – Или это одна из твоих идиотских шуток?

– Нет, мой бог. Я серьёзен, как никогда.

Локсий снова описал круг по пустой комнате. Он шёл медленно, враскачку, оперев руки на пояс, морща лоб, словно решал лабораторную задачу. Вновь очутившись перед Кадмилом, взъерошил свои коротко стриженные волосы.

– Ты подставил под удар нашу безопасность, – проговорил он медленно. – Больше того: теперь страну ожидают бунты и народные волнения. Не исключено, что начнётся война. Потому что милые соседи – в первую очередь, Веголья – не замедлят воспользоваться ослаблением Эллады. Что ты можешь сказать в своё оправдание?

Из-под рукава выскочила искра, пробежала по ладони. «Злится, – подумал Кадмил. – Однако, если бы собирался меня убить, то сделал бы это сразу. Наверное».

– Никаких оправданий, – сказал он. – Я поступил по совести. Могу оправдываться только за то, что не сделал этого раньше.

Локсий выругался на батимском языке.

– Плевать на твою совесть, – сказал он. – Объясни, зачем ты это сделал?

«Единственный шанс! – подумал Кадмил. – Он в ярости. Каждое слово может стать последним. Смелей!»

– Порядок, что вы установили – плох, – сказал он. – Власть, которая опирается на обман, ненадёжна и несправедлива. Теперь, мой бог, вам придется выйти к людям. Открыться перед афинянами. И пообещать, что отныне их пневма будет обращена им же во благо.

Локсий издал лающий звук. Возможно, то был смех, но ручаться не стоило.

– Поклянитесь, что построите для них школы и университеты, – продолжал Кадмил. – Заводы и магистрали. Покажите им, каким может стать будущее; вы же владеете иллюзиями, что вам стоит? Эллины поверят. Воодушевятся. Только потом не забудьте выполнить обещания. Потому что иначе люди просто перестанут ходить в храмы. Они же теперь всё знают. Знают, что мы от них зависим.

Локсий внимательно посмотрел на Кадмила. Сейчас, в безжалостном свете кристаллов, было видно, что кожа его, обычно оливково-смуглая, приобрела жёлтый оттенок. Глаза ввалились, щёки обросли щетиной. Похоже, Локсий давно не спал. Слишком давно – даже для бога.

«У него нет другого выхода, – думал Кадмил с надеждой. – Придется сделать так, как я прошу... Смерть и кровь, неужели у меня хватило духу предъявить ультиматум самому Локсию? В любом случае, терять нечего. Разве что жизнь. Но он не убьёт меня из одной только злости. И эллинов не тронет. Не сможет же он загнать их в храмы насильно: для этого нужна целая армия надсмотрщиков. Их взять неоткуда, кроме Батима, а там война на носу, он сотни раз говорил, что ни одного солдата больше оттуда не перебросит. Так что вариант беспроигрышный… Должен быть беспроигрышным».