Правдивая история о выдуманной личности
Шрифт:
Петр слегка улыбнулся и медленно опустил веки, а затем так же не торопясь поднял их.
– Все… здесь… Прочти… Но… молю… мессир Леон… Не рас… рассказывайте о… о нас…
И труп затих. А труп ли он? Или же он все-таки жив? И где все остальные? Он сказал, что они все живы… Неужели он тянул время, чтобы его спутники сумели сбежать?
– П… прости… те… Петр… А где граф Вэйланд фон Ребель? Где ваша жена и где братья?
Труп снова разлепил веки. О Боже, к этому невозможно привыкнуть!
– Они… дома… И я… очень хочу… домой…
Я поджал губы. Мой взгляд все метался между колом и его зелеными глазами, бессмысленно
– Петр… Быть может, если я… вытащу эту деревяшку, ты сможешь?..
Петр сделал едва заметный поворот головой.
– Мессир… молю… прочи… тайте… Это… важнее…
На этот раз он уже точно лишился сил. Его веки больше не двигались, да и губы стали леденеть.
Я не выдержал и снова закурил. Да, не каждый день болтаешь с человеком, у которого кол в сердце. Подумать только, Петр и вправду бессмертный! Никогда бы не поверил, не увидев собственными глазами и самолично не поговорив с трупом.
Я бросил взгляд на остальных покойников. Никто больше признаков жизни не подавал. Полагаю, бессмертными были только Петр и остальная компания.
Я посмотрел на темнеющее небо. Сколько он уже живет? Сотню лет? Тысячу? Теперь становится понятно, откуда взялась такая привязанность к графу Вэйланду. Он ведь наверняка коротал свою вечность с ним.
Вечность… Что за громкое слово? Несет в себе столько обещаний и надежд, а затем так безжалостно дарит боль и отчаяние… Ведь лишь прожив вечность, человек способен узреть все пороки, все самые грязные и низкие желания человечества. И, напротив, за столько лет можно научиться дружбе, преданности и любви, ведь человек не способен понять этих столь удивительных явлений за свой короткий век… За вечность можно повидать сотню битв и войн, перенести все болезни на этом свете, прочувствовать самый страшный голод и даже перестать бояться Смерти. Он ведь и вправду ее ждет. Уже столько веков он надеется ее увидеть…
Бессмертные не принадлежат времени. Люди, с которыми он был хоть как-то связан, обязательно покинут его, дома разрушатся, государства падут. Быть может, даже само Небо было для него когда-то другим… Когда-то очень давно.
Я докурил и поднялся. Мой взгляд невольно упал на пол. Под рукой Петра я заметил какие-то черные закорючки. Сдвинув ладонь, я смог разглядеть их получше.
Буквы! Перед смертью Петр сумел что-то написать. Глаза пробежались по полу. Да тут целый дневник бессмертного! Я прошел вдоль стен собора и, наконец, сумел отыскать начало записей. Проклятие, ничего не видно! А, у меня же свечи есть! Я их забыл сегодня вытащить из сумки. Хорошие черные неосвященные свечи, которые я специально покупал на уходящей луне. Я невольно улыбнулся. Вот и пригодился товар, не зря весь день носил их с собой. Я зажег одну, поставил на пол рядом с началом повествования и принялся читать…
Пролог. На коленях перед трупом
Он как-то грустно улыбнулся и медленно открыл глаза. Две слепящие молнии его глаз сверкнули с новой силой, но лишь на короткое мгновение. Его губы дрогнули, и он тихо прошептал:
– Я… умираю… Помоги… ей!
– О чем вы? Монсеньор, как вы можете так говорить? Вы бредите, я же ваш… Ведь именно она!..
Граф усмехнулся, но в следующее мгновение закашлялся. Из его рта хлынула та самая кровь, которую я когда-то уже видел.
– А ведь… – снова начал он, откашлявшившись, – если п-подумать… Ты был для меня
Нет! Он не посмеет этого сказать! Ведь я… Ведь он… Он…
– Монсеньор, не говорите! Я… Я убью ее и исцелю вас!
– Не с-смей!.. – сквозь разрывающий душу кашель, прохрипел граф, а затем он, собрав в себе все остатки сил, продолжил: – Помнишь, что ты должен сделать, П-петр?
Я… Нет, этого не случится! Я не позволю ему…
– М-монсеньор… Нет… Нет! Не будет этого! Не будет! Я… Я спасу вас, я все…
– Петр! – крикнул граф и зашелся в отчаянном приступе кашля. В приступе, который доказывал, что он не при смерти, а что еще жив! Не дам я вам упокоиться! Вы… Ты будешь жить! Ты обязан!
– Ты… не поймешь! Это… Ее… Любовь ко…
И ты осекся… Впервые в жизни, ты не закончил мысль. Впервые в этой долгой изнурительной жизни тебе не хватило воздуха для того, чтобы сказать это банальное, но столь важное для меня слово… Твои вечно яркие серебристые молнии в глазах напоследок вспыхнули и потухли в омуте тьмы… Твои веки медленно опустились, и последний вздох вырвался как-то небрежно, как-то слишком… по-человечески… Монсеньор… Мой… друг… Прости меня. Это я должен был тебя остановить! Это я виноват, что ты умер! Это я! Я во всем виноват!
Любовь?! Какая к дьяволу любовь, если ты лежишь прямо передо мной с кинжалом в спине? Как ты мог так просто взять и бросить меня?! Ведь я столько всего ради тебя сделал, ведь именно ты заставил меня жить дальше и вытянул с того света! Почему? Почему ты меня не послушал и организовал эту глупую войну против смертных? Почему все так обернулось?
Я не смог удержаться и упал на колени перед трупом… Перед своим господином и другом… Мои глаза наполнились слезами, и несколько тяжелых черных капель упали на тело Вэйда. Рядом кто-то всхлипнул. Я обернулся и увидел женщину. Ту самую женщину, из-за которой…
Не прощу!
Кровь вскипела во мне, и ярость, смешанная с чистой ненавистью, захлестнули меня, заставляя забыться и действовать, опираясь лишь на чувства боли и желания хоть как-то восполнить столь большую дыру в моем проклятом сердце. Я медленно встал и также не спеша подошел к женщине. Та не обращала на меня внимания. Ее взгляд был прикован к телу Вэйда. Взгляд, исполненный невыносимой болью и одиночеством. Я не выдержал:
– Да как ты смеешь так смотреть на него? – крикнул я и схватил женщину за горло.
Та хрипло вскрикнула и только сейчас соизволила посмотреть на меня.
– Как ты посмела? Как ты посмела предать его чувства? Как у тебя наглости хватило предать его? Ведь мы… Ведь ты же… – слов у меня не хватало, поэтому я зарычал и начал сдавливать ее горло.
Да, мне хотелось ее убить. Мне хотелось, чтобы ее остекленевшие глаза отражали ненависть и страх. Мне хотелось, чтобы она почувствовала тоже, что и я! Я хотел передать ей всю свою боль, обиду и одиночество.