Правдивые истории сивой кобылы
Шрифт:
– Не то!
– выругался про себя Кротов и все зачеркнул.
– Так теперь пусть другие литературоведы пишут: "В своем романе "Евгений Онегин" отец русской литературы Кротов с потрясающей полнотой раскрыл нам всю пустоту светского общества". Белинский. Светского общества...
– повторил Кротов.
Ему припомнилась незнакомка с лорнетом. Красивая женщина, а из светского общества! И все присутствовавшие на экзамене - из светского общества! И даже он, Кротов, тоже из светского общества!
–
Кротов сжег неоконченный вариант "Евгения Онегина" и дал себе честное слово - никогда в жизни больше не быть Пушкиным.
– Напишу-ка я о том, что мне ближе, - сказал он и, положив перед собой новую пачку чистой бумаги, написал сверху: "Преступление и наказание. Кротов".
– Этим бессмертным произведением я вынесу суровый приговор всему буржуазному индивидуализму!
– воскликнул он и тут же осекся, живо представив себе карающую десницу шефа жандармов Бенкендорфа.
– На какие ж гроши мне теперь жить?!
– чуть не зарыдал Кротов.
– Комедию, что ли, писать?!
– и написал на новом листе: "Ревизор", - но, вспомнив, каким суровым нападкам подвергнется гоголевское творение Кротова, схватился за голову:
– Что делать?
И тут же поспешно добавил:
– Чернышевский. Ему принадлежат эти слова, а не Кротову.
– Кротову!
– прогремел над ним железный голос.
Воздух наполнился азотом, водородом и выхлопными газами. Дышать стало легче.
– Слово предоставляется литературоведу Кротову!
– повторил голос.
Все зааплодировали.
Кротов будто пробудился ото сна. Он взошел на трибуну, опустил пониже микрофон и с особой проникновенностью начал:
– Мы собрались на этот чудесный праздник, чтобы почтить память Пушкина, патриота-гражданина, борца с самодержавно-крепостническим строем!..
Двойной блок
Нет, раньше донжуаном Горохов не был. В любви ему не везло по той простой причине, что он не встречался с женщинами. А не встречался он потому, что был слабосильным.
Но однажды с ним произошел случай, который в корне изменил всю его жизнь.
Горохов возвращался с работы позже обычного. На улице уже было темно, когда к нему приблизились двое и спросили время вместе с часами.
У Горохова екнуло под коленкой, и он, понимая, что делает не то, тихо позвал на помощь.
Редкие прохожие, в глубине души сочувствуя ему, быстро переходили на другую сторону и исчезали во мраке.
Тогда Горохов, уже совсем не понимая, что делает, снял часы и принялся их заводить.
Тогда-то и появилась из темноты эта девушка и прежде, чем Горохов успел опомниться, выбросила вперед ногу и крикнула: "Йя!".
Один из двоих сразу упал,
Девушка протянула Горохову руку и сказала:
– Вера.
– Горохов, - ответил Горохов, соображая, что лучше: поцеловать ей руку или пожать?
Ему стало не по себе. "Лучше бы они часы у меня отобрали", - подумал он и, чтобы как-то разрядить обстановку, брезгливо сказал:
– Пойдемте отсюда, Вера.
Они пошли рядом. Пахло мокрой сиренью. Горохов ловко сломал одну веточку и вручил Вере:
– Здорово вы их все-таки!
– Ой, это совсем не трудно!
– рассмеялась Вера.
– Обыкновенное каратэ. Вот бейте меня!
Горохов смутился. Он не знал, как должен вести себя джентльмен с дамой в такой ситуации, и деликатно спросил:
– В какое место желаете?
– В любое, - сказала Вера.
– Можно - в челюсть.
Горохов осторожно ударил.
– Сильней, - сказала Вера и стала в стойку.
Горохов ударил еще раз. Но удар его до цели не дошел.
– Это блок, - просто сказала Вера.
– А теперь снизу.
Горохов размахнулся и что есть силы ударил девушку в живот. Но рука его опять наткнулась на преграду.
– Это нижний блок, - объяснила Вера.
– А если сзади?
– вошел в азарт Горохов и засучил рукава.
– А это будет уже...
– и Вера произнесла непонятное Горохову японское слово.
– Потрясающе!
– вытирая пот, сказал Горохов.
– Ничего особенного, - сказала Вера.
– Все зависит от тренировки.
– Можно вас проводить?
– вдруг спросил Горохов и для большей убедительности добавил: - А то одной в такое время...
На другой день они пошли в театр. Перед спектаклем Горохов надел очки и увидел, что Вера далеко не красавица. Но он все равно не надеялся на ее взаимность.
А после театра, уже прощаясь с Верой на автобусной остановке, говорил:
– Я люблю вас, Верочка! И хотел бы стать вашим мужем. Но понимаю, что не имею на это никакого права. Ни морального, ни физического...
После этого Вера и начала заниматься с Гороховым.
– Мне бы - как ты, - говорил он ей, отрабатывая удары и блоки.
А вскоре и произошел тот случай, который круто изменил всю жизнь Горохова.
Был теплый вечер. Они гуляли по парку и пили газированную воду. Потом Горохову понадобилось на минутку отлучиться. А когда он снова вышел на аллею, Вера стояла в окружении трех верзил и, казалось, чего-то ждала, спокойно поглядывая через их плечи.
"Сейчас или никогда!" - сказал себе Горохов. Он сделал страшное лицо и, издав пронзительный клич "Йя!", выбросил вверх ногу.