Правила чужой игры
Шрифт:
Нужное место отыскалось не сразу. То край скалы загораживал общий вид, то свет падал не с той стороны, то выпадал из кадра кустарник на пике горы. Сделав двенадцать снимков, Ваэн отошел еще метров на сто назад и отщелкал общий вид дороги, а потом отдельно – пелену тумана, встававшую над пропастью.
«Назову этот цикл – „Брошенный ад“. Место, покинутое людьми и заселенное духами. Поймать бы момент восхождения тумана – можно ухватить образование из белесого пара замысловатых фигур. Иногда получаются похожие на человеческие…»
Ваэн отошел еще на полсотни шагов, потом
Когда индикатор показал остаток в тридцать снимков, он опустил фотоаппарат и вздохнул. Вот и все. Еще один мир пройден. Жаль, они уходят так поспешно и не выполнив до конца работу. Что ж, в академии учили, что не всегда проникновения бывают удачными. Иногда приходится покидать мир, не успев толком разглядеть его.
Он убрал аппарат и побрел обратно, глядя вниз, в пропасть. Туман понемногу поднимался и обволакивал выступы, карнизы и балконы. Скоро он дойдет до дороги и зальет все молоком пелены.
Слева по склону прошуршали мелкие камешки, скатываясь под ноги. Ваэн опустил взгляд и не заметил тени, на миг возникшей за спиной…
Дом теперь почему-то ассоциировался со старыми качелями, стоявшими когда-то во дворе, на старой еще квартире. Ржавые, с погнутыми поручнями и скрипевшие при каждом движении, они летали вверх-вниз равномерно, без перебоев и остановок.
Они снились часто, подолгу скрипели нудным тоскливым скрипом и вызывали приступ тихой тоски. Я то взлетал на них ввысь, то камнем летел к земле и в этот короткий момент чувствовал, как неведомая сила отрывает меня от сиденья и выталкивает в свободный полет. А потом сон проходил, и только по утрам в голове, словно после качки, легкое кружение. Проходило сразу, едва вспоминал сон. И ныли от перенапряжения кисти рук – во сне я сжимал поручни изо всех сил.
…Тавр вынырнул из-за кустарника, покрутил головой, ища нас, увидел и резко выдохнул:
– Взяли пленного!
– Как? Какого пленного? – не въехал я. – Где?
– Там. – Он махнул рукой в сторону Ущелья. – Хостич сам взял. Послал бойца доложить.
Радиостанциями на выходе не пользовались – я перед выходом специально предупреждал.
– Где вы его откопали?
– Трое шли от той базы. Что-то делали, искали вроде. Потом двое пошли обратно, а этот потопал прямо на нас. С фотоаппаратом. Снимал минут пятнадцать…
– Стоп! – Я даже охрип от неожиданности. – С базы?
– Ну да. Володька его вытащил за низину и послал бойца. По радиостанции не стал, ты же предупреждал, чтобы молчали…
– Епона! Давай за ним, – вскочил я на ноги и повернулся к Радовану: – Будь здесь, я скоро. И готовь все к выходу. Как бы драпать не пришлось…
…После двух недель подготовки и после получения данных от разведки мы с одним взводом из роты Влада вышли к Ущелью, посмотреть на него своими глазами. Шли, понятное дело, под прикрытием. Рота Свена встала в пяти километрах севернее, оборудовав две базы и взяв под контроль обе дороги. После наших последних выходов на западе Зоны стало потише и поспокойнее, боевики
В само Ущелье мы не пошли, засели неподалеку от заброшенного хутора, в километре от «Серого карандаша» – длинной тонкой скалы. Место здесь тихое и глухое. И удобное. Кто бы ни рискнул проехать в Ущелье, никак не минует. Дорога только одна.
На разведку со мной пошел Радован. И Влад – ему как-никак работать. Так что на бедного комвзвода Володю Хостича выпало присутствие сразу трех начальников. От такого обилия у любого голова пойдет кругом. Заметив его озабоченный взгляд, я сказал:
– Не бери в голову. Работай по плану, мы не помешаем.
– Понял.
– Нам надо самим посмотреть, как и что.
Хостич с имел задание провести разведку северной части Ущелья. До Длинного выступа. Дальше не ходить. И быть предельно осторожным.
Взвод исчез в Ущелье. Влад тоже пошел с одним звеном. Мы с Радованом остались на хуторе, собирая и обобщая сведения. Подменять бойцов не было смысла – не маленькие. И вот эти немаленькие кого-то поймали…
…Он лежал в небольшой ямке, со связанными за спиной руками, со снятыми ботинками, расстегнутыми брюками и укутанной в его же куртку головой. Спеленали его по всем правилам, дабы лишить не только подвижности и свободы, но и зрения. Потеря ориентации здорово снижает риск каких-то действий со стороны пленника, а с брюками, спущенными чуть ли не до колен, особо не попрыгаешь.
Хостич с двумя бойцами сидел здесь же. Один внимательно наблюдал за дорогой к Ущелью, второй – за дорогой на Сухан. Владимир присматривал за пленником.
– Радио-, электроприборы у него были? – первым делом спросил я.
– Только часы и фотоаппарат. Из оружия – пистолет. Все запаковали, – показал Хостич на сверток, лежащий у него в ногах.
Перед выходом я особо предупредил: если вдруг попадет кто-то из Ущелья в плен – первым делом изымать вещи и прятать в металлический контейнер. Такие контейнеры были у каждого звена.
Проводить допрос в присутствии бойцов я не хотел, пленник мог сказать лишнее. Надо срочно изолировать его, оттащить куда-нибудь подальше.
– Тавр, давай-ка оттащим его отсюда. Володя – останься с бойцами здесь.
– Есть.
– Все, пошли.
Я поднял пленника, натянул брюки и затянул ремнем. Бойцы надели ботинки. Тавр подхватил контейнер, и мы почти бегом направились к рощице. Рощица так себе – около сотни невысоких деревьев, росших на плато между двумя скалами. Впрочем, от наблюдения укрывает, и ладно.
«Надо вытрясти из него все, что можно. И потом валить. Иначе нельзя, брать с собой нереально – начнет языком трепать. А отпускать… Даже не смешно… Черт, лишь бы за ним не послали поисковую группу. Иначе будет бойня…»
Мы достигли рощицы, дошли до самого большого деревца и усадили пленного на землю.
– Тавр, – скомандовал я. – Давай к нашим. Пусть Радован вызывает Свена к нам. И запросит вертолеты. Чтобы могли нанести удар в течение двадцати минут. Пусть барражируют неподалеку.