Правила игры (фрагмент)
Шрифт:
– Бог Войны приветствует вас, господин, - пророкотал жрец.
– Что...
– Мне нужно видеть Тиелига, - оборвал его Вэтнэкл.
– Сообщение от Пресветлого Талигхилла. Срочное.
– Ступай за мной, - велел жрец.
Он направился к алтарю - высокому, со скульптурным изображением Ув-Дайгрэйса, - приоткрыл маленькую дверцу, скрывавшуюся в стене, и жестом пригласил Вэтнэкла входить.
Молодой воин колебался всего мгновение. Нагнувшись, он шагнул сквозь дверной проем и оказался в узком коридоре. Коридор выгибался натянутым луком, а концы его скрывались за поворотами.
Они шли недолго, и за все это время повстречали всего одного человека. Жрец удивленно посмотрел на Вэтнэкла и его проводника, но смолчав, отправился дальше по своим жреческим делам. А проводник уже стучался в невысокую деревянную дверь.
– Не заперто.
– К вам посланник, господин, - сообщил проводник.
– От Пресветлого Талигхилла.
– Пускай войдет.
Вэтнэкл вошел.
Келья, в которой он очутился, была не слишком просторной, но достаточной для жизни одного человека. Этот самый человек сидел сейчас у стола и прихлебывал из пиалы душистый чай. Тиелиг внимательно посмотрел на молодого воина:
– Приду. Вот только чай допью.
Скороход - уже усатый, но еще юнец - покачал головой:
– Срочно, господин! Пресветлый Талигхилл велел...
Жрец оборвал его небрежным жестом левой руки. Пиала в правой даже не покачнулась.
– Ты слышал мой ответ. Ступай.
Младший жрец мягко подтолкнул посланца к выходу, поклонился Тиелигу и закрыл за собой дверь, оставляя верховного наедине с собственными мыслями и недопитым чаем.
И к а к т о л ь к о т а к и х м о л о д ы х п у с к а ю т с п о д о б н ы м и п о р у ч е н и я м и ?
Тиелиг отогнал прочь вздорную мысль, оказавшуюся здесь совершенно некстати.
Н а ч а л о с ь .
Эта мысль тоже была некстати - здесь и сейчас. Но зато - весьма актуальная.
Он допил чай, отставил пиалу и стал собираться. В общем-то, особенно собирать было нечего: посох, нараг с ножами, несколько мешочков с чаем, бальзамы всякие, то да се. Мудрый живет долго, наживает мало. Потому, кстати, и живет долго.
Тиелиг вышел из кельи и прикрыл за собой дверь - не плотно, так, чтобы не нанесло через порог мусор. Воровать в храме некому. Тем более у верховного жреца. Да и уходит он не навсегда. Просто дела, скорее всего, потребуют его присутствия во дворце - в течении нескольких дней. Руалнир ведь просил приглядывать за сыном. А если судить по лицу скорохода, приглядывать за Талигхиллом придется. И очень внимательно.
... Н а ч а л о с ь ...
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
– А что же дальше?
– требовательно спросил кто-то, и я с минутным запозданием узнал дрожащий голос Карны.
– Госпожа, - немного укоризненно проговорил Мугид.
– Вам ли, историку, этого не знать?
– Но в летописях нету упоминания о верховном жреце Ув-Дайгрэйса, Тиелиге, возразила девушка.
– И о многом другом тоже.
– Да, разумеется, вы правы, - согласился старик.
– И обо всем стом вi узнаете в свой срок. Просто я хотел,
– Сегодня?
– уточнила Карна.
– Сегодня, - заверил ее повествователь.
Девушка, кажется, немного успокоилась. Все стали нехотя подниматься из кресел и выходить наружу. Меня - к а ж е т с я , э т о у ж е с т а л о д у р н о й п р и в ы ч к о й !
– ухватил за рукав Данкэн и вынудил приотстать.
– Пойдем-ка, прогуляемся, - предложил он мне.
– Конечно, это лишит нас обеда, а в сложившихся обстоятельствах сие не очень хорошо, но зато я покажу вам кое-что, достойное внимания.
– Надеюсь, не раритет из местной библиотеки?
– ядовито поинтересовался я.
– Нет, - улыбнулся журналист.
– Отнюдь. То есть, конечно, могу и раритет показать, их тут несколько, но, думаю, вам будет интереснее узнать о причине ночного шума.
– Данкэн, вы склонны преуменьшать, - заметил я.
– То, что случилось, вы называете "ночным шумом"?.. Далеко идти-то?
– На самый верх башни, - предупредил журналист.
– Но иначе показать вам э т о , не привлекая внимания других, будет сложновато.
– Вы считаете, что отказавшись от обеда, мы не привлечем их внимания?
– Нет, если потом, когда вернемся в повествовательную комнатку, вы станете расхваливать раритеты.
– ...которых я в глаза не видел, - добавил я.
– Что-нибудь придумаете, - небрежно кинул Данкэн.
– Они, небось, их тоже не видели. И тоже - в глаза.
Как выяснилось в течение нескольких следующих минут, лестница в башне была очень длинной. А ступеньки какими-то чересчур низкими - одной мало, а через две уже не перешагнешь. Я шел и ругал все, что только приходило на ум. А еще размышлял о том, что имел в виду Данкэн: " л и ш и т н а с о б е д а , а в с л о ж и в ш и х с я о б с т о я т е л ь с т в а х э т о н е о ч е н ь х о р о ш о " .
Подниматься пришлось долго. Я упарился и запыхался, и утешало только то, что журналист тоже выглядел не лучшим образом. Наконец лестница закончилась, упершись в узкую высокую дверь, и Данкэн самым бесцеремонным образом толкнул эту дверь, она распахнулась, и на нас выплеснулась волна обжигающего холодного воздуха.
– Заходите, не бойтесь, - журналист шагнул наружу, показывая мне, что боятся на самом деле нечего. Кроме, разумеется, ветра, который пробирал до самых поджилок, заставляя оные безудержно трястись.
– Ну и чем же таким вы желаете меня порадовать, а?
– вопросил я, щурясь от яркого солнечного света, от которого, признаться, отвык за последние дни. Местными пейзажами вам вряд ли удастся меня удивить.
– И не думал, - хмыкнул Данкэн.
– Вы слишком черствый и ограниченный человек, чтобы удивлять вас пейзажами. Себе дороже обойдется. Вон гляньте-ка лучше туда, - он бесстрашно перегнулся через каменный парапет и тыкал пальцем куда-то вниз.
Мне, признаться, подобный подвиг удался с большим трудом. Не в смысле пальцем тыкать, а в смысле перегнуться через парапет. Падать было далеко, тут не то что всю жизнь, тут много чего вспомнить можно. Хотя... Что кроме жизни еще вспоминать?..