Правила игры

Егоров Олег Александрович

— Белый танец! — объявила вешалка, подхватывая меня в свои объятия. — Рон де дам! Авек во кавале!

Очнулся я на диване, и очнулся не до конца. Все было словно во мгле. Но я успел заметить, что появились и другие посетители. Ресторан, видно, был привокзальным. Напротив за столиком сидел джентльмен в белом, и у ног его дожидался чемодан. Джентльмен заказывал. Официант, почтительно прислушиваясь, чиркал в блокноте.

— Родедорм — две на ночь… Витаминную смесь регулярно… Рудотель по одной днем каждые четыре… Бульон крепкий… Больше чаю… Никакого алкоголя ни в коем случае! — цедил вальяжный денди.

«Трезвенник, —

поморщился я. — Видно, что англичанин. Или — печень больная».

— А свежее пиво «Балтика»?! — попробовал было предложить официант.

— Вы что?! — подскочил капризный англичанин. — Уморить его хотите?!

«Кого же это можно «Балтикой» уморить?! — подумал я сквозь дрему. — Слышал бы его мой сосед Кутилин!.. А «Балтикой» никого уморить положительно невозможно!»

— Капли Вассермана?! — пытался еще на чем-нибудь сделать план официант.

— Вотчала?! — спросил привереда. — Нет. Валидол разве. По мере.

Сделав заказ, джентльмен с чемоданчиком удалился.

— Сань, может, хочешь чего? — Официант робко тронул меня за плечо.

— Яду, — попросил я. — Крысиного. Без тоника. У меня крыса в мозгу.

— Ну, спи! — Официант погасил ночник. — Если что — я рядом.

И снова наступила долгая зимняя ночь.

ГЛАВА 23

ПОДРОБНОСТИ МОИХ ПОХОРОН

По возвращении из параллельного мира я узнал подробности моих похорон. Хронику печальной моей планиды с той стороны, что была ему освещена, поведал мне Кутилин. Первым скорбную эстафету успел донести участковый наш Егоров. Всех опередил. Далее подключились средства массовой информации.

— Целый день в новостях только о тебе! — приврал Кутилин. — Интервью с кем-то… Черный ящик — хрен поймешь! Потом из банка твоего стали названивать, родственников искать. В финале я на опознание поехал.

— Опознал? — Я прицелился и попал ногами в тапочки.

— Опознал, — сник мой сосед. — Ты не подумай чего! Сначала-то я заартачился. «Не берусь, — говорю, — по костям и каким-то обрывкам ткани подлинник определить!» А там следователь из прокуратуры, сом такой зубастый…

— Коронер?

— Точно! Эта фамилия! Вредный такой еврей! Прижал меня и с подвохом спрашивает: «А по особым приметам?!» Ну, чувствую, сейчас пятнадцать суток впаяет с конфискацией!.. И подписался. Взял грех.

Свою реляцию Кутилин закончил выносом газеты. Газета была приобретена им на следующий день и оставлена для памяти. В подвале первой полосы под общим заголовком «Срочно в номер!» между заметками «Повара убило обломком плиты» и «Покупать на рынке творог становится опасно» траурной художественной рамкой был обведен рассказ «Драма на Ходынском поле»: «Во вторник утром при взлете с территории авиационной выставки «Ходынка» потерпел катастрофу вертолет «Ми-2» частного аэроклуба «Стрекоза», на борту которого находились пилот 1-го класса Н. Журавлев и двое пассажиров: охранник «Дека-Банка» А. Угаров и госпожа М. Свешникова. Спасатели отряда МЧС и сотрудники ГУВД, первыми прибывшие на место аварии, не исключают криминальной подоплеки данного происшествия. По свидетельствам многочисленных очевидцев, взрыву предшествовала интенсивная перестрелка, доносившаяся со стороны выставки. О дальнейшем ходе расследования читайте в ближайшем выпуске».

Стало быть, вот какая у Марины фамилия. Свешникова.

— А

ее где похоронили? — спросил я, откладывая газету.

— Законно у подружки можешь узнать, — подкинул идею Кутилин. — Она звонила тебе раза три незадолго до того, как ты дуба дал. Обещалась мне позировать, если я тебя отыщу.

— А с рукой что? — кивнул я на гипс.

— Дружбану своему спасибо скажи, — насупился Юра. — Поминки все твои, будь они неладны.

Оказалось, Кутилин по широте душевной вызвался организовать мои поминки. Хоронили меня силами рабочего коллектива и общества ветеранов-интернационалистов. Публики, по утверждению моего соседа, было не много, но и не мало. Отпевание, речи надгробные — честь по чести. Банк родной выделил средства на такое мероприятие. Помянуть меня собрались лишь самые близкие, среди которых, разумеется, присутствовал и Журенко с молодой женой Ларой. Здесь Кутилин запнулся и историю смял.

— Накрыл я стол персон на двадцать, — перекинулся Юра на более общие воспоминания. — Все было чинно-благородно. Шилобреев надрался как свинья. Стал самбу танцевать в мастерской. Да на всякого самбиста есть, как известно, палка с гвоздем. Егоров его живо к порядку призвал. Еще и посуду мыть заставил. Слушай, а я и не думал, что ты у нас такой положительный!

— Ну-ну, продолжай. — Я с трудом поднялся с дивана и поплелся на кухню ставить чайник.

— Был там субчик один в полосатом галстуке, примерно таком, как я тебе из Италии привез. — Кутилин последовал за мной.

— Шибанов, — подсказал я, воспламеняя конфорку.

— Вот он про тебя!.. И герой ты войны чуть ли не русско-японской, и передовик производства, и отзывчивый сотрудник!

— Это у нас традиция в банке, — пояснил я. — О мертвых или хорошо, или ничего.

— Егоров ничего про тебя сказал. «Я с Александром Угаровым, — сказал, — пять лет в общей школе учился среднему образованию, и за все эти полные лишений года на товарищей своих он, представьте, ни разу!..»

— Зато он стучал. — Разлив кипяток по чашкам, я присел на табурет.

И, словно в подтверждение моих слов, раздался стук.

— Каковы наши действия?! — воспрял Кутилин.

— Впускай! — отмахнулся я.

В прихожей забубнили голоса, в коридоре загремели сапоги, и легкий на помине участковый Егоров застыл при виде меня посреди кухни, как памятник неизвестному офицеру.

— Егоров! — вернул я его на землю.

— Я! — эхом откликнулся участковый.

— Ты взятки берешь?!

— Никак нет! — доложил он строго по форме.

Я обошел его, сходил в комнату и вернулся с двумя банкнотами по 100 долларов, одну из которых сунул ему под нос. Егоров продолжал стоять навытяжку и смотрел вдаль. Пришлось поднести купюру пред его светлые очи.

— Знаешь этого гражданина?

— Никак нет! — стараясь, чтоб я не попадался ему на глаза, гнул свое Егоров.

— Это Бенджамин Франклин. — Я вернулся на табурет. — Американский общественный деятель.

Кутилин из-за спины участкового подавал мне какие-то знаки.

— Прославился Франклин двумя изречениями, — стал я просвещать Егорова, — первое: «Любишь ли ты жизнь?..»

— Так точно! — отчеканил Егоров.

— Я еще не закончил, — сурово осадил я его. — «Любишь ли ты жизнь?! Тогда не теряй времени, ибо жизнь состоит из чепухи!» Такова мысль автора «Теории трудовой стоимости».