Правила охоты
Шрифт:
— Я ожидал, что застану тебя за работой, — с улыбкой сказал Фицдуэйн, кивая в сторону трудившихся неподалеку крестьян.
Берджин вынул трубку изо рта. Его лицо, загорелое, обветренное, испещренное склеротическими прожилками и пятнышками лопнувших сосудов, которые выдавали склонность к неумеренным возлияниям, было покрыто растительностью, которая колебалась между модной ныне щетиной и откровенной неряшливостью. Несмотря на внешне непрезентабельный вид, в его облике и глазах было что-то весомое и достойное.
— Японцы верят, что Бог создал человека для работы и что только работа, работа и еще
— Вот как? — удивился Фицдуэйн. Берджин рассмеялся.
— Я не японец, — сказал он, — и твое появление, Хьюго, — отличный предлог вернуться к моим разлагающим западным привычкам.
— Как ты тут, освоился? — поинтересовался Фицдуэйн. Майк, закаленный в боях военный корреспондент, изъездивший всю Азию вдоль и поперек, был своего рода наставником и учителем молодого фотокора, каким был Фицдуэйн. Теперь ему было любопытно, удалось ли Берджину адаптироваться к японским условиям. Майк обосновался в Стране восходящего солнца в середине семидесятых, сразу после окончания войны во Вьетнаме. Помнится, он сказал по этому поводу, что Тихоокеанское побережье — это место, где будут разворачиваться великие события грядущего. Вспоминая об этом, Фицдуэйн не мог не признать, что Майк почти ни в чем не ошибся.
— Конечно, — усмехнулся Берджин. — Самое главное для нас, гайдзинов, показать, что мы не совсем дикари. Некоторые японские идеалы лично мне пришлись по сердцу. Дух общины здесь еще довольно силен, а деньги не являются единственным божеством, как на Западе.
— Черт побери, Майк, что ты знаешь о Западе?! — осклабился Фицдуэйн. — В сороковых годах ты торчал здесь же с Мак-Артуром и никогда не забирался на запад дальше Сингапура, не считая редких набегов в Лондон и Нью-Йорк.
Берджин обнял Фицдуэйна за плечи и слегка подтолкнул его к дверям дома.
— В самую точку, сынок, — сказал он. — Но хотя губы мои едва двигаются, читать я пока не разучился. В общем, я рад видеть тебя. Причем живого. Учитывая дело, в которое ты впутался, это кажется вдвойне удивительным.
Фицдуэйн на самом деле начинал думать примерно так же, однако ничего не сказал. Сняв ботинки и надев тапочки, он обнаружил, что они ему как раз впору. Из этого он заключил, что либо ему досталась запасная пара Майка, либо у того регулярно бывают гости-гайдзины. Японцы, даже самые высокие, не могли иметь такого размера ноги. Все это было весьма интересно и прекрасно согласовалось с тем, чем Майк, скорее всего, занимался на самом деле.
Телохранители Фицдуэйна расположились вокруг дома, прикрывая парадное крыльцо и черный ход. Когда же Фицдуэйн случайно бросил взгляд за окно, то заметил, как к дому подкатила патрульная полицейская машина со всеми своими опознавательными знаками. Что ж, он не мог винить в этом японцев.
Фицдуэйн опустил шторы—шоджи и уселся напротив Майка за побитый сосновый стол.
— Спасибо за цивилизованные товары, — сказал Майк, отрываясь от созерцания ящика французского вина, которое привез с собой Фицдуэйн. — Сакэ — отличная штука, к тому же дешевая, однако бывает очень приятно, когда что-то иногда напоминает тебе о том, что где-то еще существуют котлы для варки мяса. Я не хочу сказать ничего плохого про рис — это великолепная
— Гайдзин всегда останется гайдзином, — заметил Фицдуэйн.
— Истину глаголешь, — кивнул Берджин. На мгновение он замолчал, задумавшись, и Фицдуэйн вспомнил, что его жена давно умерла. Она была японкой, и с ее помощью Майку удалось навести кое-какие мосты с местными жителями. Интересно, как обстоит дело сейчас?
Фицдуэйн вытянул руку вперед и ненадолго прикрыл своей ладонью пальцы Майка, лежащие на столе.
— Я тоже рад видеть тебя, старый пират, — сказал он негромко, но с чувством. — Ты — словно монумент достоинствам и преимуществам неправедной жизни. Ты куришь и пьешь, ты перетрахал женщин всех цветов и оттенков кожи, какие только встречаются в Азии, ты бывал на передовой и попадал под обстрел чаще, чем мы попадаем под дождь у себя в Ирландии. И несмотря на все это ты по-прежнему выглядишь сногсшибательно!
Берджин поднял голову, и в его глазах промелькнула неподдельная теплота.
— Мелкий лгунишка и подхалим, — проворчал он, вставая. — Пойду поищу штопор.
К тому времени, когда Фицдуэйн закончил свой рассказ, первая бутылка уже опустела. Он доверял Майку, поэтому рассказал почти все, что произошло, положившись на его обещание ничего не записывать и никому не рассказывать о том, что узнает.
Выслушав его, Берджин негромко присвистнул и, ухмыляясь, посмотрел через стол в лицо Хьюго.
— На твоем месте я бы позаботился о том, чтобы полностью оплатить страхование жизни.
— Спасибо за заботу, — сухо сказал Фицдуэйн. — Надеюсь, правда, что благодаря помощи моих друзей, в число которых я включаю одного не слишком вежливого, но испытанного ветерана, страховой случай так и не наступит. Мне уже надоело быть ходячей мишенью.
Он улыбнулся и добавил с легкой иронией:
— Я подумываю о том, чтобы… предупредить кое-какие действия.
Берджин слегка приподнял брови.
— Убийство четырех якудза и нокаут полисмену я назвал бы хорошим началом. Теперь скажи, чем мог бы помочь тебе упомянутый испытанный ветеран?
— Мне нужны сведения, — сказал Фицдуэйн. — История, подоплека, перспективы и так далее. До сих пор меня пичкали тем, что я, по мнению других людей, должен был знать. Но мне необходимо гораздо больше. Я ищу суть в буквальном смысле этого слова… — Он потер кончики пальцев подушечкой большого, силясь подчеркнуть этим жестом вещественность того, в чем он нуждался.
– …Суть того, против чего я пошел.
Берджин потянулся.
— С чего, по-твоему, мне следует начать? — спросил он.
— С якудза, с японской организованной преступности. Кроме того, мне хотелось бы знать, что такое дайо-кангоку. Эту процедуру собирались применить к якудза, которых я задержал, но никто почему-то не горел желанием посвятить меня в подробности.
Берджин усмехнулся.
— Это неудивительно, — сказал он. — Речь идет об очень деликатном и взрывоопасном предмете, причем таковым он является практически во всех отношениях — в политическом, в общественном, в смысле средств массовой информации и мирового общественного мнения. Японцы даже в лучшие времена не склонны выставлять себя под огонь критики.