Правила охоты
Шрифт:
— И как к этому относится общественность? — поинтересовался Фицдуэйн.
— Нормально, — ответил Берджин. — Здесь все опирается на структуру японского общества. Каждый выполняет свою собственную функцию, а неприятности начинаются именно тогда, когда человек пытается высунуться из своего стойла. Например, начался настоящий бум в связи с торговлей недвижимостью, и якудза оказались в этом замешаны: они, видишь ли, “уговаривали” владельцев продать свою собственность. Это действительно вызвало волну негодования. Вот тебе пример прямого конфликта между нормальными гражданами и организованной преступностью. В результате начали поговаривать о новом законе, который позволит
Он помолчал.
— Разумеется, подобный закон означает появление на японской земле полицейского государства. С западной точки зрения, это и антидемократично, и я не знаю, что еще, однако самое смешное заключается в том, что в Японии это сработает. И ничего в этом странного и страшного не будет. Найти эффективное решение, которое будет приемлемым для большинства, вместо того чтобы с ослиным упрямством цепляться за абстрактные ценности вроде свободы личности и прав человека — вот типично японский подход. Японцы считают, что свободное общество с высоким уровнем преступности не является подлинно свободным, разве что свободным от законов. И они правы.
— Тогда как ты объяснишь попытку “Инсуджи-гуми” превратить меня в мясной фарш? — поинтересовался Фицдуэйн.
— Ты же гайдзин, черт тебя побери! — возмутился Берджин. — Обычные правила к тебе неприменимы. Что касается того, почему именно они напали на тебя, то мне кажется, что они просто-напросто были чем-то обязаны братьям Намака. Налицо чистой воды сделка, незатейливая и простая. Ничего лично против тебя они не имели. Ты и сам бы это узнал после дайо-кангоку.
Фицдуэйн обдумывал то, что только что услышал. Во всей системе был заложен огромный смысл, если, конечно, вы были готовы попридержать свои западные рефлексы. С другой стороны, лично он, Фицдуэйн, был достаточно привязан к основным свободам и правам, особенно к habeas corpus. [11]
[11] Habeas corpus — неприкосновенность личности (лат.).
Японская система прекрасно справлялась со своей задачей до тех пор, пока каждый выполнял свою часть работы в соответствии с общими правилами. Опять же, даже при наличии демократической системы, у власти могли оказаться неподобающие люди, и тогда беды не миновать. Последствиями таких ошибок, в частности, были трагедии Хиросимы и Нагасаки. А если быть до конца справедливым, то хваленая американская демократия, вкупе со своими предполагаемыми свободами, привела к необъявленной Вьетнамской войне. Даже ирландская демократия, за которую столь многие отдали свои жизни, привела к тому, что одна пятая населения страны прозябала без работы. Это заставляло задуматься.
— Ты размышляешь, Хьюго, — сказал Берджин, — но твои вопросы я читаю на твоем лице. Это опасная привычка, можно заработать пулю в башку.
Фицдуэйн ухмыльнулся.
— Расскажи мне об этих братьях Намака, — попросил он. — Ты как-то упоминал, что знаешь их подноготную.
— Я работал на КРС — Контрразведывательную службу США, — сказал Берджин. — До моего ухода в прессу — “четвертое сословие” — я был агентом по особым поручениям. Помнишь, как.говорилось: “Чтобы попасть в КРС, нужно быть белым как снег, чтобы остаться там, нужно стать черным как уголь”? Мы делали все, что было необходимо, и посылали к чертям законы и правила. Это было интересное время, правда, оно закончилось давным-давно.
— А Намака? — спросил Фицдуэйн.
— Намака тогда работали на Ходаму, — решительно заявил Берджин. — Он вытащил их из грязи и использовал для самых своих темных дел. Разумеется, в конечном итоге все они работали на нас. Отпор коммунизму и все такое, невзирая на правила. Потом Ходама стал карабкаться выше и потянул братьев за собой. Все они переоделись в шелковые пиджаки, но внутренне ничего не изменилось: ни они сами, ни старые привязанности и союзы. Таким образом, я не верю, что Намака могли организовать убийство Ходамы.
— Тогда кто же? — спросил Фицдуэйн.
— Я все время думаю об этом, — сказал Берджин. — Я не уверен, но у меня есть несколько мыслей на этот счет. Я могу сказать тебе только, что эта игра началась очень давно. Думаю, этого указания тебе будет более чем достаточно.
Фицдуэйн жестко посмотрел на Майка.
— Ты знаешь, что случилось, но ты не скажешь. В чем, черт возьми, дело?
— Мне кажется, ты назвал бы это столкновением лояльностей, — откликнулся Берджин. — С возрастом я добавил в свою систему ценностей кое-какую этику. Лично я никуда не тороплюсь.
— Если Намака не убивали Ходаму, — сказал Фицдуэйн, — если это сделал кто-то еще, то этому кому-то потребовалось приложить немалые усилия, чтобы повесить все Дело на братьев. У кого-то есть на братьев зуб, и, таким образом, мы с ними в некотором роде — коллеги. Если хорошенько подумать, то время для убийства тоже было выбрано со значением. Это не просто сведение старых счетов, это попытка определить, кто кому должен кланяться первым.
Берджин хихикнул.
— Я так и подумал, однако полицейский должен опираться на доказательства. Откровенно говоря, до сегодняшнего дня все это было превосходно организованной операцией, которая должна повлечь за собой самые гибельные последствия для братьев Намака. Истина в данном случае не особенно уместна: Намака прожили свой срок, и их уход был лишь вопросом времени.
— Ты говоришь как-то уж очень уверенно, — заметив Фицдуэйн. — Я читал досье Намака. Они — опасные и храбрые люди.
— Существуют силы, с которыми бесполезно сражаться, — ровным голосом сказал Майк.
Фицдуэйн тщательно обдумывал слова друга. Половина того, что пытался сообщить ему Майк, оставалась не облеченной в слова, однако все необходимые ключи Берджин ему дал. Неожиданно Фицдуэйн понял.
— Ты говоришь, что старые союзы остались без изменения? — спросил Фицдуэйн.
— Под другими именами, только и всего, — легкомысленно отозвался Берджин. — Все те же люди продолжают дергать за ниточки, просто у них возникла проблема с одним из своих. Кто-то говорит об излишнем энтузиазме, кто-то твердит о вещах менее достойных, однако проблема существует; гнилое яблоко тем труднее сорвать, чем выше оно висит. Сделать это, не потревожив нижних веток, почти невозможно.
— А что насчет гнилого яблока? — поинтересовался Фицдуэйн. — Как друг, Майк?…
Берджин сжал губы.
— Это конкретное яблоко начало гнить еще во Вьетнаме, — сказал он. — Я бы в этом случае употребил выражение” “сгнил до самой сердцевины”.
— Вот как? — удивился Фицдуэйн. — Сильно сказано. Берджин не отвел глаз.
— Я слишком много об этом думал, — сказал он. В дальнейшем их беседа превратилась в воспоминания, потом старые друзья вместе поужинали. Когда Фицдуэйн собрался в обратный путь, было около полуночи. Прощаясь с Майком, он задал вопрос, который вот уже некоторое время крутился у него на языке.