Правила отбора
Шрифт:
Из-за двери туалета послышался сдавленный голос:
— Да занято, бе вашу мать!
— О, пардон.
Электрик бросил терзать дверь и помчался в сторону котлована.
— Сильвупле, бл… — знакомо прокряхтело вдогонку.
— Чёт долго Иваныч. Видать, хорошо проняло, — Кузьмич бросил докуренную цигарку и, растоптав сапогом бычок, кивнул на прорабскую. — Ты лучше туда не ходи, а то тоже предложат.
— Чего предложат?
— Грибочков откушать, чего же ещё? — пожал плечами сторож…
Пока я раздумывал, следовать его совету или не следовать, из штабного вагончика сам вышел тот, кто
— Андрюха! Ты? А я уж думал, что не придёшь, — двоюродный брат дяди Коли спрыгнул с «крыльца» и махнул рукой, указывая на недостроенный корпус. — Пойдём, побалакаем. Так сказать, тет-а-тет.
«Хм, — я мысленно покачал головой. — У них что сегодня? День советско-французской дружбы? Эскадрилья «Нормандия» прилетает? Трюфели от Петровича, пардон, а теперь ещё тет-а-тет… Чёрт-те чего творится. Действительно — полное сильвупле, бл…»
У меня даже появилось опасение, что Барабаш-два задумал что-то недоброе.
К счастью, я опасался напрасно. Ничего он не замышлял. Просто хотел произвести обмен без лишних глаз и ушей.
— Мастер уже полпузыря опростал, Колька тоже принял чуток, — пояснил сантехник, когда мы очутились на месте, в небольшом помещении на втором этаже, приспособленном под сушилку. — А я, сам знаешь, завязал, так что ну их. Только мешать будут, — он вопросительно посмотрел на меня. — Ну что? Принёс?
— Принёс, — я уселся за сколоченный из досок стол и едва заметно поморщился. Запашок в сушилке стоял тот ещё.
— Я тоже принёс, — Николай расположился напротив и вытащил из кармана завёрнутый в тряпицу александровский рубль. — Вот. Владей на здоровье.
Мы обменялись «сокровищами», и каждый принялся рассматривать своё, новоприобретённое.
— Будет теперь у бати Жигуль. И не какой-нибудь, а новёхонький, — пробормотал Барабаш, вдоволь налюбовавшись на отрывной купон выигрышного билета, затем спрятал его куда-то за пазуху и снова взглянул на меня. — Слушай, Андрюх… — он внезапно замялся.
— Слушаю.
— Ты это. Какой-нибудь шкаф интересный недавно не находил? Нет?
— Шкаф? — пожал я плечами. — Да вроде бы нет. А что?
— Да нет, ничего. Просто спросил, — развёл руками сантехник…
Тем же вечером я улучил момент и запихнул монету в Шурин портфель, сопроводив её поясниловкой, какое это на самом деле сокровище и сколько оно стоит в двухтысячных, после чего с чувством выполненного долга лёг спать. Никакие сны в эту ночь мне не снились…
Вторник. 2 ноября 1982 г.
В бильярдную я шёл, как на экзамен. Неделя осталась до смерти «дорогого Леонида Ильича», пора уже становиться оракулом, а на серьёзный разговор товарищи офицеры всё не выходят и не выходят. Хочешь не хочешь, придётся брать инициативу в свои руки. Как именно, я пока не решил. Два дня думал, но ничего путного придумать не смог. Придётся, видимо, как всегда — соображать по ходу, то бишь, импровизировать.
Странное дело, никто из «армейских» сегодня играть в бильярд не пришёл. Зато «чекисты» были на месте. Наверно, это и к лучшему. Меньше ушей, меньше утечек. А Смирнов и Ходырев-младший — оба из той системы, в которой любая утечка равносильна предательству. Поэтому с ними можно говорить откровенно.
Откладывать ничего не пришлось. Но вовсе не потому, что реакция оказалась «правильной», а потому, что всё пошло совершенно не так, как предполагалось.
Партию в Московскую пирамиду мы с Ходыревым отыграли молча. Он целиком сосредоточился на игре, а я размышлял над тем, как перейти к делу, но так чтобы это произошло естественным образом, в виде цепочки событий, как продолжение и развитие случайно начатого разговора. Тем более что ситуация складывалась удачная. Как на бильярдном столе, так и вокруг. Смирнов куда-то пропал (наверное, воздухом подышать вышел), а мне до победы оставалось забить всего один шар. Что я тут же и сделал. После чего положил кий на сукно, оперся руками о борт и, прищурившись, посмотрел на соперника.
Я собирался сказать ему что-то вроде: «Как думаете, Константин Николаевич, мог бы какой-то случайный зритель со стопроцентной уверенностью предсказать, что выиграю я, а не вы?»
Собирался, но не успел.
— Добрый всем вечер, — раздалось за спиной.
Голос показался знакомым, но… хоть убейте, не помню, где его слышал.
Я обернулся.
Да уж! Чего не ожидал, так именно этого.
«Седой». Тот самый. Из бильярдной в Сокольниках.
И, судя по невольно вытянувшемуся во фрунт Ходыреву и замершим возле двери Смирнову и ещё одному «товарищу в штатском», в чинах состоит немалых. Минимум, генерал-майор, а то и повыше.
— Пётр Сергеевич, — протянул он мне руку.
— Андрей… эээ… Николаевич.
Гость усмехнулся.
Одет он был довольно демократично. Неброский плащ, шляпа (их он повесил на вешалку), темно-серый костюм, чёрная водолазка «а-ля Боярский». Ни дать, ни взять, простой инженер или, скажем, преподаватель вуза, однако движения одновременно и мягкие, и уверенные… а ещё взгляд. Смотрит, будто прикидывает, сырым собеседника скушать или поджарить слегка.
По-хозяйски забрав у майора кий, Пётр Сергеевич неспешно прошёлся вокруг стола, несколько раз склонился над игровым полем, примерился, катнул один из шаров и, удовлетворившись достигнутым, развернулся ко мне:
— Как думаешь, могу я выиграть у тебя в «малую русскую»?
— Трудно сказать, — развёл я руками. — Теоретически, наверное, да. А вот практически…
— Практика — критерий истины, — кивнул «Седой» и указал кием на «точку». — Выставляй пирамиду… Андрей Николаевич.
Игра продолжалась почти пятьдесят минут.
Пётр Сергеевич был настоящим мастером. Его отыгрыши раз за разом ставили меня в тупик, не спасала даже фантастическая по меркам любого времени кладка. Думать приходилось почти как в шахматах, мозги буквально кипели. А соперник набирал потихоньку очки. Сперва троечку, и сразу за ней очередной отыгрыш. Потом — «туз», и снова без риска. Затем шесть и четыре, а дальше опять — вязкая паутина тихих ударов с постановкой битка на борт или впритирку к лузе…