Правила побега с обнаженным оборотнем
Шрифт:
Гленн так затряс меня, что я точно слышала, как клацают мои зубы.
– Заткнись!
Бамс.
Гленн отпустил мою шею, и я приземлилась на колени, снег смягчил падение. Я оглянулась и увидела Гленна лежащим на земле лицом вниз. За ним стояла Мо с огнетушителем, поднятым над головой.
Гленн застонал, перевернулся на спину и уставился на нее:
– Ты, сучка...
– В данной ситуации не могу воспринять это как оскорбление, придурок, – отозвалась Мо. – Ты думал, Тина одна? Нет, здесь она не одна. – Стоило Гленну попытаться подняться на ноги, как она снова опустила огнетушитель ему на голову, так
Мо остановилась, когда Гленн вскочил и, пошатываясь, бросился к ней по скользкому льду. Рычание волков достигло крайней степени возбуждения, когда Мо снова подняла огнетушитель над головой.
– Нет! – закричала я, выхватила прибор здоровой рукой из ее рук и, широко размахнувшись, врезала Глену по голове сбоку. Он вскрикнул, застигнутый на середине движения для нападения, и снова упал лицом в снег.
Мо широко распахнула глаза. Я с глухим звуком уронила огнетушитель и содрогнулась от боли, которая, кажется, охватила одновременно каждый мускул в моем теле. Рука из-за вывихнутого плеча висела, как тряпичная.
Шум улицы заглушил стон боли Гленна. Мо слегка толкнула его ботинком, так чтобы он хотя бы смотрел на нее, когда она с ним разговаривает.
– Еще раз к ней подойдешь, и стая тебя из-под земли достанет. Они заставят тебя почувствовать такую боль, какой не испытывало еще ни одно человеческое создание, а потом устроят так, что твое тело никогда не найдут. Это не пустая угроза, они отличные ищейки. И отлично разбираются, как прятать кости.
– Все равно моя... – пробурчал Гленн сквозь снег и кровь, покрывавшие его лицо. – Жена. Моя.
Я подвинулась ближе к нему, несмотря на громкое протестующее рычание одного серого волка, стоящего позади и почти задевающего мою спину. Я не могла ни наклониться, ни втать на колени, потому что, если честно, вообще с трудом удерживалась от того, чтобы меня не стошнило прямо на бывшего.
– Я больше не твоя жена. Я не хочу тебя видеть. Не хочу думать о тебе. И после сегодняшнего я даже имени твоего не произнесу. Ты больше не моя проблема.
Я проигнорировала жалкий скулеж Гленна, развернулась на каблуках и двинулась к клинике за пластырем для раны на голове. В тот момент мне это показалось абсолютно логичным.
Но, видимо, развернулась я немного слишком быстро, учитывая удары по голове и потерю крови. Глаза закатились, мир, казалось, закрутился вокруг своей оси и растаял в сюрреалистичных вспышках света.
Последнее, что я помню, мысль, как сильно будет болеть от удара о землю мое поврежденное плечо. А потом вокруг меня сомкнулись сильные теплые руки, и я больше ничего не чувствовала.
Очнулась я в собственной клинике. Свет позднего утра лился через стекло и падал мне прямо на влажные усталые глаза. Я застонала и тут же их закрыла. Хотелось еще и положить сверху здоровую руку, но провод капельницы болезненно натянулся, и я остановилась. Постаралась медленно подняться на хрустящих белых простынях, но голова
Даже лежа на узкой больничной кровати, я могла сказать, что у меня сотрясение, несколько ребер сломано, плечо вправлено, губа разбита и несколько рваных ран. Учитывая произошедшее, легко отделалась.
У кровати сидела Мэгги и листала книгу Кэрол Хиггинс Кларк в мягкой обложке. Я подмигнула ей и постаралась сосредоточить взгляд на ее лице.
– Морфий, да?
– Я определенно надеюсь на это. На этикетке так было написано.
– Извини, но сейчас у меня только одна мысль: «Ура морфию!». – Я захихикала.
– Калеб без него не дал бы вправить тебе плечо.
Я кивнула и тут же зашипела от боли, когда коснулась пальцами синяков на шее.
– Спасибо тебе.
– Маму мою благодари. Она единственная знала, как это делать и как ставить капельницу.
Я улыбнулась. Грейси Грэхем большую часть жизни латала повреждения своих детей-сорванцов, так что само собой разумелось, что, если в клинике оказывался кто-то после несчастного случая, она мне помогала. Если бы она могла оставить долину на время, необходимое для обучения в колледже, из нее вышла бы превосходная медсестра. И подтверждением ее компетенции являлся тот факт, что она вправила мне плечо, спасла от обезвоживания, правильно использовала оборудование для мониторинга и не убила, превысив дозу морфия.
– Ты провалялась в отключке больше суток. Так странно, что кому-то требуется так много времени на восстановление. Не знаю, как вы, люди, это выдерживаете. Я сказала Нику, что не разрешаю ему серьезно болеть, никогда!
Мэгги поднесла стакан воды к моим губам, и я выпила его весь. По пересохшему горлу потекла жидкость – какое блаженство! Заметив, как я оглядываю комнату, Мэгги пояснила:
– Калеб так рвется сюда, что чуть всю дверь не расцарапал, но он превращается каждый раз, стоит твоему пульсу подскочить, а тебе дернуться. Он сломал три стула, стойку капельницы, а уж сколько футболок порвал – промолчим. Пришлось послать его побегать, но пять минут спустя он снова был у палаты и пытался пробиться внутрь. Так что мы обманули его, отправив домой за запасными носками, и заперли его там.
Я засмеялась и тут же поморщилась от приглушенной боли в сломанных ребрах.
– Ох...
– Да, он приклеился лицом к стеклу, знаешь, эти странные картинки человечков из липкой пленки, которые люди лепят на окна своих машин.
Я снова засмеялась – и снова поморщилась от боли.
– Хватит меня смешить!
– Ну надо же мне как-то развлекаться, – сухо ответила Мэгги.
– Куда они его отвезли? – спросила я, а так как иногда уровень ее интуиции просто зашкаливал, она точно знала, о ком я.
– В тюрьму нашей деревни. На самом деле это клетка для молодых оборотней, у которых трудности с трансформацией и они не могут себя контролировать. Все дисциплинарные вопросы решаются внутри стаи, нам не требуется система правосудия. Но мы позиционируем эту клетушку как тюрьму, иначе у чужаков возникнет слишком много вопросов. Мы передадим твоего бывшего полиции штата, как только он чуть подлечится, но в любом случае прежде, чем ты выйдешь отсюда. Нам вовсе не хочется, чтобы копы интересовались, как же, черт побери, получилось, что он так избит.