Правила Зодиаков
Шрифт:
Возможно, роль играла запретность, придававшая каждой картине дополнительную изюминку, заставлявшая Уну смаковать каждый мазок кистью, который в любой момент мог стать последним, если ее преступление раскроется. Только теряя, по-настоящему осознаешь ценность утерянного. Так случилось с увлечением Уны, то же самое – Отто знал – ожидает и его. Он не сможет не писать и будет делать это по ночам, тоже запершись в ванной, одновременно выискивая в голове нужную фразу и прислушиваясь – не послышатся ли за входной дверью шаги нежданных визитеров?
– Ну
– Твои картины великолепны.
– Ты из вежливости так говоришь, – она покраснела от удовольствия.
– Я думаю, теперь твой талант раскрылся полностью. И это плохо.
– Почему?
– Вот это, – Отто перевернул картину и кивнул на дату, – вряд ли обманет профессионала. Подлинная картина трехлетней давности и та, которую я держу в руках, отличаются так же сильно, как я до комы и сразу после нее.
– Да, тут ты прав. Так обидно, что я не могу предъявить миру свои работы, испытать тщеславное удовлетворение, в котором нет ничего дурного! Лучше бы мой талант совсем пропал. Такое ведь случается и у художников, и у писателей. Кажется, у вас это называется исписаться?
– Не знаю, – сухо ответил Отто. – Не сталкивался.
Слова Уны неприятно поразили его. Неужели ты забыла, хотелось ему крикнуть, что я тоже привык творить? Неужели не понимаешь, что я не хочу однажды проснуться с осознанием, что больше не могу выжать из себя ни строчки, что я исписался? Неужели ты готова пожертвовать талантом, только бы перестать мучиться? Ведь они – явление временное, а талант, однажды пропав, уже не вернется.
– Мне пора, – сухо сказал он. – Я как-нибудь еще загляну, если ты не возражаешь.
– Только позвони заранее, чтобы я была дома. Помолчав, Уна смущенно спросила:
– Всё ведь в порядке?
– Конечно.
– Мне показалось, ты обиделся…
– Тебе показалось. Да, чуть не забыл. Пожалуйста, не превращай мой кабинет в музей. Разбери всё, выброси лишнее, книги отнеси букинисту. Устрой гостевую спальню. Зачем комнате пропадать?
Уна сделала протестующий жест, как бы отметая саму мысль о подобном кощунстве. И в этот момент в дверь позвонили.
9. Семейный вечер
– Сюрприз! – воскликнула Агнес, входя в прихожую.
За ее спиной молчаливой высокой тенью маячил Роберт.
– Разве я не сдержала обещание? Помнишь, папочка, когда я навещала тебя в больнице, то сказала, что мы с Робертом непременно заглянем, когда ты выпишешься?
– Помню. – Отто расцеловал дочь в обе щеки. – Но как ты узнала?
– Позвонила маме, и она сказала про ваш совместный ужин. Мы только с работы… Ты уже уходишь?
– Хотел пораньше лечь спать. Порядком устал за этот долгий день.
– Понимаю… – Агнес растерянно оглянулась на мужа. – Может, нам лучше прийти в другой раз? Роберт ответил взглядом исподлобья и промолчал.
– Нет уж, раздевайтесь, раз пришли! – решительно вмешалась Уна. – Не так часто вы здесь появляетесь, чтобы я вас так
– Конечно, госпожа Льярве.
Отто обрадовался неожиданному появлению Агнес, да и по зятю успел соскучиться, хотя тот почему-то не проявлял положенной случаю радости. Когда Агнес, наложив на тарелку еды, позвала мужа за стол, Роберт принялся молча орудовать вилкой с таким аппетитом, словно не ел несколько дней. Сама Агнес ограничилась бутербродом. Доев, она подсела к Отто на диван и принялась расспрашивать его о самочувствии, временной квартире и встрече с Наставником. В противоположность мужу, она была многословна и шутила не переставая.
Отто не сразу понял, что веселость Агнес – искусственная, напускная. Присмотревшись к дочери, он увидел то, что должен был заметить с самого начала: Агнес пребывала в крайней степени отчаяния.
Отчаяние плескалось в ее глазах, сквозило в каждом движении, угадывалось в повороте головы и переплетении нервных пальцев.
Она была на грани. Но вряд ли это сознавала.
Спокойно, сказал себе Отто. Делай вид, что ничего не замечаешь. Подыграй ей, ведь не просто так она выбрала эту линию поведения. Возможно, с ней стряслась беда, о которой не знают ни Уна, ни Роберт. Улучи момент и спроси ее прямо – только, разумеется, без свидетелей.
– Ты уже решил, чем станешь заниматься, папочка?
– Нет еще, моя радость.
– Но список профессий ты видел?
– Имел такое удовольствие.
– Помню, как мы с Робертом веселились, читая наши списки. Мы нашли все это ужасно забавным. Агнес снова рассмеялась – звенящим от напряжения смехом.
«Перебор! Сбавь обороты», – мысленно воззвал Отто.
Он заметил, что Уна с противоположного конца комнаты пристально наблюдает за Агнес.
– Не уверен, что смогу быстро принять решение о новой профессии. Я привык быть писателем, а от вредных привычек не так-то просто избавиться.
– Когда ты пригласишь нас в гости?
– Как только придам квартире обжитой вид. Там сейчас не очень-то уютно. Все такое казенное…
– Ты можешь жить у нас, – перебила Агнес. – Роберт, что ты об этом думаешь?
– О чем? – буркнул Роберт.
– Я говорю, папа мог бы…
– Не думаю, что это хорошая идея, детка. – Отто коснулся руки Агнес предупреждающим жестом. – Вы должны жить своей семьей. Я буду вам только мешать. Не беспокойся обо мне. Лучше сядь за стол и поешь нормально.
– Я не голодна.
– Ну тогда хоть чаю выпей. Уна, налей Агнес чаю. И принеси ореховый торт.
Едва Уна вышла, в Агнес внезапно кончился запал. Ее плечи поникли, с лица сползла вымученная улыбка. Она робко посмотрела на Отто, и тот ободряюще кивнул. Агнес сжала его руку. Ее пальцы были холодны как лед.
«Надо что-то делать, – решил Отто. – Немедленно. Сейчас». Он поднялся.
– Роберт, если ты уже закончил с ужином, я хочу показать тебе кое-что в кабинете.
Тот молча поднялся из-за стола и прошел за Отто в кабинет. Захлопнув дверь, Отто кивнул зятю на кресло и внезапно растерялся, не зная, с чего начать.