Правильно ли мы говорим?

Тимофеев Борис Николаевич

Можно, наконец, найти множество специальных, профессиональных выражений, которые широко используются в иносказательном смысле, например, «приземлился», — о пьяном, свалившемся на землю, и т. д.

* * *

Какие разновидности зайца знаете вы, дорогой чита- тель? Русак, беляк...

И всё?

А вот охотникам известны еще: пестряк, тумак, яровик, настовик, летняк, травник, листопадник. Это - не считая общепринятых синонимов (косой, лопоухий, куцый) и местных наименований: скоромча, выторопень, куян,

ушкан, кривень, норный, туляй, билей.

Ну, а какие разновидности рубанка знаете вы?

Рубанок, фуганок...

Однако, кроме них, столяру известны еще горбач, галтель, калёвка, медведка, дорожка, шлихтик, шерхебель, шпунтубель, зензубель...

Из этих двух примеров ясно, как много разновидностей названий, известных только специалистам, имеют те существа и предметы, которые большинству из нас известны только в одном-двух названиях...

Вот теперь мы вплотную подошли к понятию «техницизмов», к словам, близким к жаргону, но имеющим от него существенное отличие.

Каждая профессия имеет множество нужных ей по работе профессиональных слов и технических терминов, которые не входят ни в литературный язык, ни в разговорную речь по той простой причине, что они непонятны подавляющему большинству населения.

Уже в 1843 году, то есть более ста лет тому назад, этих «техницизмов» накопилось так много, что появился специальный словарь Бурнашева, носивший название: «Опыт терминологического словаря сельского хозяйства, фабричности, промыслов и быта народного». Этот словарь насчитывал 25 000 слов. Нет никакого сомнения, что современный технологический словарь был бы во много раз больше!...

* * *

Итак, техницизмы созданы самой жизнью: они необходимы для работы, для профессионального труда.

Но ведь существуют и особые слова, свойственные людям, связанным общностью одного занятия, — именно не труда, а занятия, соединенного с отдыхом: спортсменам, туристам, охотникам, рыболовам...

Итак, следует признать, что и техницизмы, и «язык» людей, объединенных общим трудом, и «язык» людей, объединенных занятием, доставляющим отдых и удовольствие, — всё это явления языковой традиции; их следует считать особенностью речи отдельных групп населения, а никак не порчей общенародного языка...

* * *

Но что же в таком случае «жаргон»? Ведь это тоже особенность языка, свойственная отдельным группам населения? В этом вопросе требуется полная ясность...

Если диалект — в лингвистике понятие территориальное, а техницизм — понятие профессиональное, то жаргон — понятие социальное.

И прежде всего он бытует в деклассированных слоях классового общества, в мире уголовных преступников, воров, нищих, бродяг...

И хотя провести четкую границу между диалектом и жаргоном не всегда бывает легко, всё же «парижское арго», например, есть в основном язык «апашей» и прочих представителей парижского «дна», а не парижан вообще.

«Жаргон» или «арго» — слова французские. Арго (argot) — имеет два значения. В ботанике — это засохшая ветвь, а в быту — воровской язык, ответвление от общенародного языка...

Итак, арго — это специальная лексика замкнутых групп населения, условный язык (в первую очередь уго- ловных элементов), имеющий целью изолировать говорящих на нем от основного общества, засекретить, сделать непонятной свою речь, скрыть свои темные дела от общества, закона и правосудия.

Однако жаргон всегда существовал не только у преступных элементов, но и у некоторых других социальных групп, например — у мелких торговцев. (Как видно, разница между обманом и торговлей считалась иной раз не такой уж большой, что явствует хотя бы из того, что античный бог Гермес (Меркурий) был одновременно покровителем и купцов и плутов. Вспомним и старинную пословицу: «Не обманешь — не продашь!»)

Причина подобного явления — та же: сделать свой язык непонятным для непосвященных...

О «блатной музыке» — жаргоне уголовников — на русском языке («перо» — нож, «ксива» — письмо, «колёса» — башмаки, «бан» — вокзал, «бамбер» — часы и т. д.) писалось уже много.

Гораздо менее известен так называемый «офенский», или «мазовецкий» (от слова «маз» — приятель), язык, которым в дореволюционные времена пользовались бродячие торговцы (офени, коробейники), приказчики, базарные торговцы и вообще мелкий торговый люд.

Этот язык очень любопытен с филологической стороны, так как в нем, наряду с выдуманными словами, встречаются слова древнегреческие, выдающие историческую связь этого «языка» с Византией, главной страной, торговавшей с древней Русью.

Вот для примера счет (от одного до десяти) «по-офенски»: екой кокур, кумар, дщера, пенда, шонда, сезюм, вондара, девера, декан. Здесь числа пять (пенда) и десять (декан) — явно греческого происхождения («пента» и «дека»).

Вот еще слова и короткие фразы «офенского», или «мазовецкого», языка: «масья» (мать), «астона» (жена), «юсы» (деньги), «косать» (бить), «воксари» (дрова), «ропа кимать» (пора спать), «рыхло полумеркоть» (скоро полночь), — и т. д.

В настоящее время «мазовецкий язык», естественно, вымер и людей, имеющих о нем понятие, осталось, вероятно, очень немного.

Вот образцы «мазовецкой» речи, которые мне сообщил инженер (ныне пенсионер) А. А. Лебедев, проживающий в селе Калачево, Сонковского района, Калининской области:

«Обтыривай, маз! Дулец-то яманный!» (Обвешивай, приятель! Мужик-то простоват!)

«В курёху бряем, галямо термаем: алено! алено!» (В деревню въезжаем, громко кричим: масло! масло!)

В театре во время представления: «Зеть-ка, маз, сти- буху-то дули зонят...» (Смотри-ка, приятель, старуху-то мужики несут.)