Правильно ли мы говорим?
Шрифт:
«Закрой дверь!», «Открой окно!»
Правильно?
Пожалуй, не совсем.
Почему?
Обычно предметы, имеющие крышку, открываются и закрываются, а предметы, имеющие створки, отворяются и затворяются. Вот почему сундук, шкатулка, коробка — закрываются, а дверь, окно, шкаф — затворяются.
Это отразилось и в народных пословицах и поговорках («Пришла беда — отворяй ворота!...»), а также в песнях.
Вспомним:
«Эх, Настасья! Эх, Настасья!
Отворяй-ка ворота!...»
Чувствовали это и паши классики.
Вспомним строки Пушкина в «Евгении Онегине» (гл. V):
«И Таня в ужасе проснулась...
В окне сквозь мерзлое стекло
Зари багряный луч играет;
Дверь отворилась...»
или Лермонтова:
«Отворите мне темницу!»
Вспомним стихи Туманского:
«Вчера я растворил темницу
Воздушной пленницы моей...»
Вспомним строки Кольцова:
«Ворота тесовы
Растворилися...»
Вспомним начало стихотворения А. К. Толстого:
«Вновь растворилась дверь на влажное крыльцо...»
Вспомним, наконец, популярный романс Чайковского:
«Растворил я окно...»
Вспомним «Братьев Карамазовых» Достоевского:
« — Сейчас отворю тебе! — сказал Иван и пошел отворять Алеше...»
Я предвижу вопрос читателя-оппонента: а почему же пушкинская Татьяна говорит няне:
«Не спится, няня: здесь так душно!
Открой окно да сядь ко мне...»?
Отвечаю:
Татьяна, по свидетельству самого Пушкина (гл. III, строфа XXVI):
«...по-русски плохо знала,
Журналов наших не читала
И выражалася с трудом
На языке своем родном...»
Где уж ей было знать такие тонкости, как различие между словами «отвори» и «открой» (как мы только что видели, сам Пушкин писал: «дверь отворилась»...)
А разве не доказательство моей правоты слово «затворник», передающее понятие о человеке, сидящем за «затворенной» дверью?
Конечно, понятие «открыть» и «закрыть» (особенно первое) во много раз шире, чем «отворить» и «затворить». Вот почему можно «открывать собрание», «открыть остров», «открыть новый элемент», «закрыть проезд», «открыть подписку», «закрыть прием», «открыть предприятие», «закрыть прения» и т. д., не нарушая правильности русской речи.
«Открыть» и «закрыть», как мы видим, кроме понятия, связанного с «крышкой», имеют множество отвлеченных значений. Ведь когда мы, например, говорим «день открытых дверей», мы имеем в виду не фактически отворенные двери, а широкий доступ всех желающих ознакомиться с работой высшего учебного заведения.
В порядке примечания: не следует путать слова «затворить» и «запереть», что случается со многими.
«Запереть» можно только при помощи какого-либо запора: замка, ключа, крючка, задвижки, щеколды и т. п.
Уходя надолго из дома, дверь не затворяют, а запирают. Конечно, всё сказанное относится и к слову «отпирать».
Поэтому следует признать, что черт, явившийся к Ивану Карамазову, отлично понимал тонкости русского языка, говоря Ивану в ответ на стук Алеши: «Отопри, отопри ему...»
О
Вопрос о просторечии тесно примыкает к вопросу о богатстве языка, ибо именно из просторечия можно почерпнуть много нового, образного и яркого, обогащающего нашу разговорную речь и литературный язык.
«Вслушивайтесь в простонародные наречия, молодые писатели, — вы в них можете научиться многому, чего не найдете в наших журналах», — писал А. С. Пушкин,
Этот завет величайшего поэта можно повторить и сейчас.
Взаимоотношения языка литературного и так называемого просторечия — тема не новая. С тех пор как существует понятие литературы, вторжение просторечия в литературный язык имеет своих горячих поклонников и не менее горячих противников.
Да и само понятие «просторечие» не укладывается в твердые границы. Ведь порой в это понятие вкладываются и слова устаревшие, и слова крестьянского обихода, и слова профессиональные, и слова, которые просто произносятся неправильно.
Но сначала поставим вопрос: в чем отличие литературного языка от разговорного?
Все истинные ораторы отличаются красноречием; этим словом наш народ давно определил сущность живой, свободной, «красной», то есть красивой, речи. Но речь должна быть, конечно, не только красивой, но и умной, глубокой, содержательной. Можно говорить красиво о пустяках, но это будет не красноречие, а краснобайство. (Какое замечательное слово придумал народ!)
Но от живого, разговорного языка отличается речь не только литературная, книжная, но и речь написанная.
Кому из нас не приходилось чувствовать разницу в речах ораторов, говорящих свободно и читающих свою речь? Пусть порой такая речь «по бумажке» и гладка и блещет всякими литературными достоинствами, — эта гладкопись отличается от настоящего красноречия так же, как консервированные фрукты от свежих.
(Заметим в скобках, что речь «без бумажки» требует от оратора безусловного авторства; недаром Петр I указывал: «господам сенаторам речь держать в присутствии не по писанному, а токмо своими словами, дабы дурь каждого всем ясна была...»)
Вот почему часто речи в прениях, возникшие без подготовки, внезапно, вдохновенно, — порой так отличаются от гладко написанного, но сухого доклада. Вот почему оратор иногда так отличается от докладчика. Вот почему живая речь доходит до слушателей лучше, чем старательно подготовленная.
Итак — письменный язык отличается от разговорного, книжный язык разнится от живой речи.
Наш великий Пушкин в «Письме к издателю» в 1836 году говорит:«Может ли письменный язык быть совершенно подобным разговорному? Нет, так же, как разговорный язык никогда не может быть совершенно подобным письменному. Не одни местоимения «сей», «оный», но и причастия вообще и множество слов необходимых обыкновенно избегаются в разговоре. Мы не говорим: «карета, скачущая по мосту», «слуга, метущий комнату», мы говорим: «которая скачет», «который метет» и пр., заменяя выразительную краткость причастия вялым оборотом. Из того еще не следует, что в русском языке причастие должно быть уничтожено. Чем богаче язык выражениями и оборотами, тем лучше для искусного писателя. Письменный язык оживляется поминутно выражениями, рождающимися в разговоре, но не должен отрекаться от приобретенного им в течение веков. Писать единственно языком разговорным — значит не знать языка».