Правило четырех
Шрифт:
— Не здесь, Том.
Зная его, я не настаиваю и, помолчав, спрашиваю о другом:
— Ты можешь объяснить, почему все картины об Иосифе?
Лицо Пола светлеет.
— Книга Бытия. Стих тридцать седьмой. «Израиль любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его, — и сделал ему разноцветную одежду».
Вот оно что. Любовь стареющего отца к сыну. Подарок.
— Он гордится тобой.
Пол кивает:
— Да, но я еще не закончил. Работа не завершена.
— Дело не в этом, — говорю я.
Он сдержанно улыбается:
— Как раз в этом.
По
У задней двери мы спохватываемся, что не можем войти. Пол останавливает какого-то парня сверху, который, прежде чем дать свою карточку, окидывает нас странным взглядом. Замок срабатывает с сухим металлическим щелчком, похожим на звук передернутого затвора. В подвале две студентки-первогодки в маечках и коротких шортах раскладывают на столе выстиранную и выглаженную одежду. Пройти зимой через прачечную — то же самое, что наткнуться на мираж в пустыне: дрожащий от жары воздух и фантастические видения. Когда снаружи идет снег, вид обнаженных плеч и ног разгоняет кровь лучше стаканчика виски.
Поднимаюсь по лестнице на первый этаж и сворачиваю в северное крыло, в самом конце которого находится наша комната. Пол молча следует за мной. Чем ближе к дому, тем все чаще мысли обращаются к двум лежащим на столике письмам. Даже неожиданная находка дневника не может отвлечь меня от них. Целую неделю я засыпал, думая о том, что может сделать человек, получающий сорок три тысячи долларов в год. Фицджеральд написал рассказ об алмазе размером с «Ритц», и перед тем как уснуть, в момент, когда сознание уходит из-под контроля, реальность смешивается с фантазией и пропорции вещей расплываются, я представляю, что покупаю кольцо с таким бриллиантом для женщины, ждущей меня на другой стороне сна. Иногда в этих полуснах-полумечтах я покупаю магические вещи вроде автомобиля, который не разбивается, или ноги, на которой заживают все раны. Когда меня уж слишком заносит, Чарли говорит, что мне надо купить дорогие туфли на платформе или построить дом с низкими потолками.
— Что они там делают? — спрашивает Пол, указывая в конец коридора.
Действительно, Чарли и Джил стоят в коридоре, напротив открытой двери в нашу комнату, и смотрят на кого-то, кто расхаживает там, внутри. Присмотревшись, я все понимаю: здесь полиция. Должно быть, кто-то видел, как мы вылезали из туннеля.
— Что происходит?
Пол ускоряет шаг.
Я спешу за ним.
Проктор замеряет что-то на полу. Я слышу возбужденные голоса Чарли и Джила, но не могу разобрать слова. Наспех сочиненные извинения уже готовы сорваться с губ, когда Джил, увидев нас, быстро говорит:
— Все в порядке. Ничего не взяли.
— Что?
Вместо ответа он кивает, предлагая нам посмотреть самим. Теперь и я вижу, что комната в полном беспорядке: диванные подушки валяются на полу, книги сброшены с полок. В нашей с Полом спальне выдвинуты ящики стола, дверцы шкафа распахнуты.
— О Господи! — шепчет Пол, протискиваясь между мной и Чарли.
— Сюда кто-то влез, — объясняет Джил.
— Кто-то вошел, — поправляет Чарли. — Дверь была не заперта.
Я поворачиваюсь к Джилу — он выходил последний. Весь последний месяц
— Посмотри, — говорит он, указывая на окно. — Влезли оттуда. Так что дверь здесь ни при чем.
Под окном общей комнаты образовалась небольшая лужица. Окно раскрыто настежь, на подоконнике лежит тонкий слой снега.
Мы с Полом входим в нашу спальню. Его взгляд пробегает по выдвинутым ящикам стола и поднимается к сделанной Чарли книжной полке. Библиотечных книг нет. Он крутит головой по сторонам, и я слышу его тяжелое, громкое дыхание. На мгновение я словно переношусь в туннель, где все чужое, незнакомое, кроме голосов.
Не важно, Чарли. Они проникли не через окно.
Не важно для тебя, потому что взяли не твое.
Проктор продолжает расхаживать по общей комнате.
— Кто-то знал… — бормочет Пол.
— Посмотри, они здесь.
Я показываю на нижнюю кровать.
Пол поворачивается. Книги свалены в кучу, но они не пропали. Он начинает пересматривать их, и я замечаю, как дрожат у него руки.
Мои вещи остались практически нетронутыми. Пыль как лежала, так и лежит. В бумагах рылись, но все на месте. Только висящую на стене в рамке репродукцию титульного листа «Гипнеротомахии» кто-то снял и не удосужился повесить. Один уголок немного загнут. Держа ее на ладони, я тоже оглядываюсь и замечаю лежащую на столе книгу: корректуру «Письма Белладонны». Потом отец решил, что «Документ Белладонны» звучит лучше.
В коридорчике, разделяющем спальни, появляется Джил.
— У нас с Чарли ничего не пропало. А как у вас, ребята?
Голос звучит немного виновато, но с надеждой на то, что все обошлось.
Я заглядываю в его комнату — полный порядок.
— Мое на месте.
— Они ничего не нашли, — негромко говорит Пол.
Прежде чем я успеваю спросить, что он имеет в виду, из коридора доносится женский голос:
— Я могу задать вам несколько вопросов?
Проктор, женщина с сухим, морщинистым лицом и курчавыми волосами, пристально смотрит на нас. Внимание ее привлекает Пол, одетый в спортивные брюки Кэти.
— Лейтенант Уильямс.
Она показывает на нашивку на кармане и достает из кармана блокнот.
— Итак, вы?..
— Том Салливан. А это Пол Харрис.
— Из вашей комнаты что-нибудь пропало?
Пол молчит, продолжая осматриваться, и отвечать приходится мне:
— Мы не знаем.
Лейтенант поднимает голову:
— Вы уже проверили?
— Пока никаких пропаж не заметили.
— Кто из вас сегодня вечером последним выходил из комнаты?
— А что?
Лейтенант откашливается.
— Нам известно, кто оставил незапертой дверь, но мы не знаем, кто оставил открытым окно.
Она делает ударение на словах «дверь» и «окно», как бы напоминая, что виной всему наша собственная неосторожность.
Пол только теперь замечает, что окно открыто, и бледнеет.
— Это, должно быть, я виноват. В спальне было так душно, а Том не хотел открывать окно. Я вышел сюда поработать и, наверное, забыл закрыть.
— Послушайте, — говорит Джил, видя, что лейтенант вовсе не спешит нам помогать, — давайте закончим с этим, ладно? Смотреть тут больше нечего.