Правило четырех
Шрифт:
Пол закрывает дверь. Перед уютным камином стоит письменный стол. Рядом, на коврике, гора бумаги. Тем не менее Пол, похоже, доволен — все так, как он и оставил. Он проходит в глубь комнаты, поднимает с пола книжку стихов Микеланджело, бережно стирает с нее пыль и кладет на стол. Потом находит на полке коробок, чиркает спичкой и бросает ее в камин на скомканные и придавленные поленьями листы бумаги.
— Ты много сделал, — говорю я, рассматривая развернутый на столе чертеж с планом какого-то здания.
Пол хмурится:
— Ерунда. Я занимаюсь ими, когда чувствую, что ничего не получается. Таких планов у меня не меньше
Я приглядываюсь к плану повнимательнее и вижу, что это дворец, восстановленный из руин, упомянутых в «Гипнеротомахии»: сломанные арки отреставрированы, просевший фундамент укреплен, колонны и капители чудесным образом воскресли. Под верхним листом лежат другие, каждый с чертежом отдельного здания, рожденного некогда фантазией Колонны. Пол воссоздал кусочек средневековой Италии и только что не поселил в нем себя самого. Стены кабинета тоже покрыты листами с изображениями храмов, театров и жилых домов. Линии проведены четко, пропорции соблюдены идеально, примечания сделаны аккуратным почерком. Кто-то мог бы подумать, что все это исполнено на компьютере, но нет. Пол заявляет, что не доверяет машинам, и, не имея средств для приобретения собственного компьютера, постоянно отказывается от предложений Кэрри купить ему «игрушку». Так что все чертежи сделаны от руки.
— И что это такое? — спрашиваю я.
— Здание, которое проектирует Франческо.
Меня иногда раздражает его привычка говорить об итальянце как о нашем современнике и называть его только по имени.
— Что за здание?
— Это крипта. [29] В первой части «Гипнеротомахии» говорится о том, что он проектирует крипту. Помнишь?
— Конечно, помню. Думаешь, она вот так выглядит? — спрашиваю я, указывая на чертеж.
29
Крипта — в Средние века часовня под храмом, служившая для погребения.
— Не знаю. Но выясню.
— Как? — Мне вспоминаются слова Кэрри, сказанные в музее. — Так для этого тебе нужно разрешение на раскопки? Собираешься раскопать крипту?
— Может быть.
— Так ты уже узнал, для чего Колонна ее строил?
То был вопрос, на который мы не нашли ответа, работая вместе. В тексте книги несколько раз упоминалась некая загадочная крипта, строительством которой занимался итальянец, но наши с Полом предположения относительно ее предназначения сильно разнились. Ему виделся саркофаг в духе того времени, возможно, задуманный в противовес папской усыпальнице, разрабатывавшейся примерно в то же время Микеланджело. Я же, стараясь увязать крипту с текстом «Документа Белладонны», представлял ее как место последнего приюта жертв Колонны. Мне казалось, что такая теория лучше объясняет и окружающий рассказ о крипте дух секретности. В момент, когда я отошел от работы над «Гипнеротомахией», именно отсутствие точных указаний на местонахождение гробницы и ее подробного описания стало главным препятствием на пути Пола.
Стук в дверь не дает ему ответить.
— Вот вы где, — говорит Джил, входя в комнату вместе со стюардом, и останавливается, как мужчина, случайно заглянувший в женскую ванную, смущенный, но заинтригованный.
Стюард, отыскав на столе свободное место, расстилает салфетки и
— Теплый, деревенский, — говорит он.
— С перчинками, — добавляет Джил. — Что еще?
Мы качаем головами, и он, еще раз оглядев комнату, удаляется.
Стюард разливает по стаканам воду.
— Желаете выпить что-нибудь еще?
Нам ничего не надо, так что он тоже уходит.
Пол сразу берется за дело. Глядя, как он ест, я снова вспоминаю, каким увидел его при первой встрече: Оливер Твист с просительно сложенными ладошками. Наверное, детство ассоциируется у него в первую очередь с голодом. В приюте за столом, кроме него, сидели еще шестеро детей, и пища всегда играла в их жизни главную роль. Ешь, пока есть что есть. Иногда мне кажется, что этот принцип до сих пор сидит в его подсознании. Однажды, еще на первом курсе, когда мы обедали в столовой колледжа, Чарли пошутил, что Пол ест так быстро, как будто боится, что пища может выйти из моды. Позднее Пол объяснил, в чем дело, и никто из нас уже не шутил по этому поводу.
Сейчас он протягивает руку к хлебу как человек, предающийся тайному греху обжорства. Аромат хлеба смешивается с исходящим от книг запахом плесени и дымком из камина, и в других обстоятельствах я бы, наверное, с удовольствием расслабился у огонька, но сегодня ощущению комфорта мешают не самые приятные воспоминания. Словно угадав мои мысли, Пол убирает руку и виновато опускает голову.
Я пододвигаю ему корзинку и сам беру кусок хлеба.
— Ешь.
За спиной у нас потрескивает пламя. В углу, у противоположной стены, зияет отверстие размером с шахту кухонного лифта: вход в туннель, которым пользуется Пол.
— Все еще пользуешься этим маршрутом?
Он откладывает вилку.
— Так лучше. По крайней мере не надо ни с кем встречаться.
— Там как темнице.
— Раньше тебя это не беспокоило.
Мне не хочется возобновлять старый спор. Пол торопливо вытирает рот салфеткой.
— Забудь. — Он кладет на стол дневник портового смотрителя и, постучав по переплету, подталкивает книжку ко мне. — Сейчас самое главное — вот это. У нас есть возможность закончить то, что мы начали. Ричард считает, что здесь может находиться ключ.
Я тру пятно на столе.
— Ты не хочешь показать ее Тафту?
Пол недоуменно смотрит на меня.
— Винсент полагает, что все наши совместные изыскания ничего не стоят. Знаешь, зачем он требовал от меня еженедельных отчетов? Чтобы убедиться, что я не сдался. Мне надоело ездить в институт каждый раз, когда требуется какая-то помощь. Надоело слышать от него, что работа неоригинальная, вторичная…
— Вот как?
— Он даже пригрозил сообщить в колледж, что я умышленно ее затягиваю.
— И это после всего, что мы сделали?
— Не важно. Мне наплевать, что думает Винсент. — Он снова стучит по книжке. — Я хочу закончить.
— Твой срок истекает завтра.
— Послушай, за три месяца мы вдвоем сделали больше, чем я один за три года. Что такое еще одна ночь? К тому же срок не имеет никакого значения.
Я удивлен, но по-настоящему меня зацепил отзыв Тафта. Должно быть, Пол на это и рассчитывал. Работа над диссертацией по «Франкенштейну» не доставила и десятой доли того удовольствия, которое я получил, разгадывая тайну «Гипнеротомахии».