Правило четырех
Шрифт:
— Тафт сошел с ума. Ты сделал больше, чем любой другой из занимавшихся книгой. Надо было попросить сменить референта.
Сам того не замечая, Пол начинает отщипывать от хлеба маленькие кусочки и скатывать их в шарики.
— Я и сам не знаю, почему не отказался от него, — говорит он, глядя в сторону. — Ты не представляешь, сколько раз Тафт хвастал тем, что загубил академическую карьеру «какого-нибудь тупицы» одним своим недоброжелательным отзывом, разгромной рецензией или сдержанной рекомендацией. Он не упоминал твоего отца, но называл других. Помнишь профессора Макинтайра? А его книгу о Китсе?
Я киваю. В свое время Тафт опубликовал статью, в которой писал
— Однажды Винсент рассказал мне историю о мальчике по имени Родж Ланг, с которым вместе рос. — Пол говорит негромко, спокойно. — Ребята в школе звали его Эпп. Как-то по дороге из школы домой за ним увязался бездомный пес. Эпп пробовал убежать, но собака не отставала. Эпп отдал ей свой ленч, но пес все равно не оставлял его в покое. Мальчик даже пытался отогнать животное палкой, но ничего не помогало. Эпп перепробовал все, даже бросал в собаку камни. В конце концов он пнул ее ногой. Пес не убежал. Эпп стал бить его и бил, пока собачонка не свалилась. Тогда он взял ее на руки, отнес к своему любимому дереву и там похоронил.
— Но зачем Тафт рассказал об этом тебе? — спрашиваю я.
— По словам Винсента, Эпп только тогда понял, что встретил верного друга.
Некоторое время мы молчим.
— У него такие шутки?
Пол качает головой.
— Винсент рассказал мне много историй об Эппе. Все примерно такие.
— Господи. Зачем?
— Каждая была чем-то вроде притчи.
— Думаешь, он сам их сочинял?
— Не знаю. — Пол пожимает плечами. — Но Родж Эпп Ланг — это анаграмма слова «доппельгангер». [30]
30
Доппельгангер — дух живого человека, двойник.
Мне становится не по себе.
— По-твоему, он сам все это сделал?
— Забил до смерти собаку? Кто знает. Мог. Но смысл в том, что у нас с ним такого рода отношения. При этом я — бездомный пес.
— Тогда какого черта ты с ним работаешь?
Пол снова берет кусочек хлеба.
— Я принял определенное решение. Закончить дипломную я мог только в одном случае: если бы остался с Винсентом. Говорю тебе, Том, эта книга хранит великую тайну. Мы почти добрались до крипты. Так близко к разгадке не подходил никто. Но если не считать твоего отца, никто не изучил «Гипнеротомахию» так хорошо, как Винсент. Он был нужен мне. — Пол бросает крошки на тарелку. — И мы оба это понимали.
В дверях появляется Джил.
— Я готов. Можно идти, — говорит он, как будто мы только его и ждали.
Пол, кажется, рад закончить разговор. Поведение Тафта — упрек ему самому. Я тоже поднимаюсь и начинаю собирать тарелки.
— Оставь, — машет рукой Джил. — Кто-нибудь уберет.
Пол потирает ладони. Полоски хлебного мякиша скатываются, точно старая кожа. Мы выходим из комнаты вслед за Джилом.
Снег идет сильнее, чем раньше, и
У Пола всегда были от нас секреты. Несколько лет он скрывал правду о своем детстве, кошмарные подробности пребывания в приюте. Теперь выясняется, что скрывал и правду о своих отношениях с Тафтом. Даже при том, что мы близки, между нами сохраняется некоторая дистанция. Как говорится, хорошие соседи там, где хорошие заборы. Леонардо писал, что художнику следует начинать каждую картину с черного фона, потому что все в природе темно, пока не выставлено на свет. Большинство живописцев поступают иначе, начиная с белого фона и нанося тени в последнюю очередь. Пол, который знает да Винчи так же хорошо, как соседа по комнате, понимает ценность его совета: начинать нужно с темного. Люди могут узнать о тебе только то, что ты сам позволишь им увидеть.
Сам я понимал эту истину не очень хорошо, пока не услышал об одном интересном случае, произошедшем в кампусе за несколько лет до нашего поступления в Принстон и привлекшем внимание как мое, так и Пола. Двадцатидевятилетний вор по имени Джеймс Хоуг объявился в Принстоне под видом восемнадцатилетнего паренька с ранчо в Юте. Он рассказал, что, испытывая тягу к знаниям, самостоятельно изучал Платона звездными ночами и, закаляя тело, научился пробегать милю за четыре с небольшим минуты. Приемная комиссия была так очарована «самородком», что решила вопрос в считанные минуты. Когда Хоуг задержался на год, никто не подумал ничего плохого. Новичок объяснил, что ездил в Швейцарию, где ухаживал за больной матерью. На самом же деле он отбывал срок в тюрьме.
Самое интересное заключалось, однако, в том, что возмутительная ложь в рассказе Хоуга соседствовала с правдой. Он действительно оказался отличным бегуном и на протяжении двух лет считался легкоатлетической звездой Принстона. Блистал Хоуг и в учебе, взяв на себя столько курсов, сколько я не потянул бы и за деньги. При этом учился он только на «отлично», а популярен стал настолько, что к концу второго года его приняли в члены «Плюща». К сожалению, карьера Хоуга оборвалась быстро и нелепо. Однажды кто-то из зрителей случайно узнал в нем вора, специализировавшегося в прошлой жизни на краже велосипедов. Когда слух разлетелся по всему Принстону, руководство провело расследование, и ловкача арестовали прямо в лаборатории. Суд признал Хоуга виновным в мошенничестве. Через пару месяцев его упекли за решетку, где он и растворился в безвестности.
Для меня история с Хоугом стала главным событием того лета наравне с известием о том, что «Плейбой» посвятил целый номер женщинам «Лиги плюща». [31] Что касается Пола, то для него весь этот случай означал намного большее. Как человек, всегда предпочитавший приукрашивать жизнь порцией выдумки, Пол легко провел параллели между собой и Хоугом. Выйдя из ниоткуда, они оба имели то преимущество, что могли свободно придумать себе новый облик. Зная Пола, я понимаю, что в его случае это решение диктовалось не свободой, а необходимостью.
31
«Лига плюща» — группа старейших и наиболее уважаемых университетов Восточной части США, в число которых входит Принстон.