Правитель Чакаля
Шрифт:
Минамп была вынуждена согласиться стать женой ахава Чакаля, для того, чтобы защитить родной город от войны, которая непременно началась бы в случае ее отказа от предложения Бата. Девушке было прекрасно известно, что ее дядя, Нак-Пу, хочет занять место Яко и многие воины готовы помочь ему захватить власть силой. Но Минамп понимала, что если Нак-Пу станет ахавом Пакаля, то на этих землях наступят не самые радостные времена. Нак-Пу был злопамятным, коварным и всегда стремился устранить со своего пути каждого, кто был ему не угоден. Всю свою жизнь этот человек завидовал своему брату, правившему Пакалем и всегда
Теперь же, когда Пак-Яко умер в Чакале, его брат всеми способами настраивал пакальскую знать и простых воинов против Бата Балама. Велеречивыми речами, лестью, ложью, он пытался переманить на свою сторону каждого, кто мог бы помочь ему стать полновластным хозяином пакальского дворца ахавов.
Главным оружием Нак-Пу в завоевывании доверия пакальцев были его уверения в том, что именно чакальцы виновны в смерти Пак-Яко, а поэтому их город нужно разрушить, а всех его жителей истребить.
Минамп не хотела войны и поэтому согласилась на свадьбу с Батом. Девушке было интересно посмотреть на юного правителя Чакаля, а когда он даже не пожелал познакомиться с ней, когда осматривал дворец, она рассердилась.
«Он даже не хочет увидеть свою будущую жену?! – возмущенно думала она. – Что ж, это показывает, какое черствое у него сердце.»
Но любопытство взяло верх и Минамп присоединилась к танцующим девушкам, чтобы увидеть ахава Чакаля. Каково же было ее возмущение, когда она узнала, что Бат удалился в свои покои в самом начале пиршества.
* * *
Утром Бата разбудило солнце, ярко светившее во все три окна его комнаты. В пакальском дворце правители традиционно занимали покои, окна которых выходили на восток. Считалось, что правитель должен каждое утро приветствовать своего далекого предка – одного из героев-близнецов, ставшего солнцем.
Бат вышел из покоев и отправился на поиски Зак-Куу-Мо, с которым собирался обсудить то, как поступить с заговорщиками, которых возглавляет Нак-Пу. Он совсем не был знаком с расположением множества залов пакальского дворца и сам не зная того, случайно зашел на женскую половину. Оказавшись в маленькой комнате, из которой начинался разветвляющийся коридор, Бат остановился в замешательстве, раздумывая, куда ему идти дальше.
В это время в комнате появилась юная девушка с охапкой благоухающих цветов. Девушка была невысокого роста, ее длинные темные волосы оттеняли красоту карих глаз удлиненной формы. Точеная фигурка девушки, заметившей незнакомого ей юношу в своих покоях, быстро промелькнула перед Батом и уже почти скрылась в коридоре, когда он воскликнул:
– Проведи меняв покои чакальского военачальника Зак-Куу-Мо!
Юный правитель принял девушку за одну из служанок, ведь она была очень скромно одета – на ней была длинная холщовая рубашка без всяких украшений и простые сандалии из грубой кожи.
– Отдавай приказы слугам, чакалец! – обернулась девушка и с вызовом посмотрела на Бата, считая, что разговаривает с одним из придворных, сопровождающих чакальского правителя.
– А ты разве не служанка? – спросил у девушки удивленный Бат.
– Я хозяйка этого дворца, дочь
Девушка резко повернулась и стремительно вышла из комнаты.
* * *
После столкновения с Минамп Бат Балам чувствовал неловкость. Он не ожидал, что дочь его врага сможет произвести на него сильное впечатление. Он был наслышан о том, что Яко любил дочь, и был уверен, что встретит в пакальском дворце избалованную, спесивую девицу, которую, однако, можно будет без труда усмирить пышными подарками и запугать, пригрозив ей в случае непослушания страшным наказанием. Но теперь юный правитель убедился, что Минамп совсем не такая, как он ее себе представлял. Но от размышлений о девушке его оторвали чакальские советники, собравшиеся в одном из залов дворца, чтобы выслушать дальнейшие приказания своего правителя.
– Бат Ахав Балам, сегодня в Пакале жрецы принесут жертвы богу маиса, чтобы тот одарил свой народ богатым урожаем, – сообщил Мидатль.
– Бог маиса и так, по-моему, не обделяет пакальцев своими дарами, – сказал Зак-Куу-Мо. – В отличие от народа Чакаля.
– Преступно так отзываться о великом божестве, – проговорил Мидатль. – Бог маиса прогневался на чакальцев из-за того, что мы недостаточно часто приносим ему жертвы.
– Но маис на наших полях не растет из-за того, что нет дождей, – отозвался военачальник. – Значит, на нас прогневался бог дождей Чак, а ведь жертвенный камень в его храме не успевает остынуть.
– Пакальцы отдадут половину своего урожая Чакалю, – прервал начавшийся было спор Бат. – Сейчас я хочу видеть Нак-Пу.
– Правитель, этот человек опасен и чем раньше мы от него избавимся, тем лучше, – сказал Зак-Куу-Мо.
– Да, его следует казнить и немедленно, – подтвердил Мидатль.
Хотя жрец и главный военачальник Чакаля все время соперничали друг с другом и постоянно спорили, оба были уверены, что брата умершего правителя Пакаля следует убить, чтобы предотвратить опасность заговора против Бата.
Вскоре воин, вошедший в зал, сообщил, что Нак-Пу прибыл во дворец. Бат приказал своим советникам оставить его, чтобы поговорить с заговорщиком с глазу на глаз. Придворные этому воспротивились.
– Правитель, этот человек способен на все, – сказал Зак-Куу-Мо. – Вдруг он будет покушаться на твою жизнь?
– Оставьте меня! – грозно воскликнул Бати придворные были вынуждены подчиниться.
Как только чакальцы вышли из зала, в него уверенной походкой вошел высокий мужчина. Нак-Пу был несколько тяжеловесен, широк в плечах и его лицо со слегка выпяченной нижней губой и прищуренными глазами выражало недовольство и спесь.
– Ты хотел меня видеть, Бат Балам? – обратился вошедший к юному правителю, намеренно пропустив в его имени слово «ахав», тем самым показывая, что не признает власти чакальца.
– Я знаю, что ты собираешься объявить себя законным ахавом Пакаля, – Бат заговорил тихо, но уверенно.
– Откуда же тебе это знать, ведь ты только вчера оказался в Пакале, которым, как тебе известно, столетьями правили мои предки, – отозвался Нак-Пу.
– Мне известно, что ты мечтаешь стать правителем Пакаля чуть ли не с самого рождения, – голос Бата стал громче.