Право крови
Шрифт:
Едва он подумал об этом, Лилия открыла глаза, ахнула и поспешила сесть.
– Что… что случилось?
– Ты помнишь лес?
Вновь ахнув, Лилия прикрыла губы ладонью.
– Так, значит… так, значит, все это было правдой? Все, что я… видела?
Ульдиссиан кивнул.
– И ты… и ты принес меня сюда… только где это мы?
– В «Кабаньей голове». Другого постоялого двора в Сераме нет, гос… то есть, Лилия. Мы думали, у тебя здесь, вероятно, имеется комната.
– Но у меня нет здесь никакой…
– Мой брат позаботился об
Лилия надолго задумалась, пристально глядя Ульдиссиану в глаза.
– Мендельн и твой брат… это, как я понимаю, одно и то же лицо?
– Да.
Аристократка кивнула собственным мыслям.
– А… а тело? – спросила она.
– А им занялся мой друг. Уж он-то, Ахилий, точно сделает все, как надо – и стражу, и нашего старосту предупредит.
Ничуть не заботясь о том, что помнет роскошное платье, Лилия обхватила руками поджатые к подбородку колени.
– А тот… тот человек, которого мы нашли, тоже твой друг?
– Этот? – Ульдиссиан покачал головой. – Нет, этот – какой-то треклятый миссионер… из Церкви Трех. Я слышал, как спутники его разыскивали, – пояснил он, и тут вспомнил кое о чем еще. – Они прибыли с караваном. Может, ты…
– Да, я их видела, но разговаривать с ними – не разговаривала. Не верю я их проповедям… да и проповедям посланцев Собора, к слову заметить, тоже.
От этого признания, столь близкого его собственным взглядам, на сердце почему-то сделалось гораздо легче, однако крестьянин немедля упрекнул себя в душевной черствости. Как бы ни претила Ульдиссиану стезя убитого, такой ужасной кончины тот не заслуживал.
Подумав об этом, Ульдиссиан понял: так дела оставить нельзя. Обнаружив убитого миссионера первым, он должен сообщить деревенским властям все, что он знает.
А что же аристократка? Крестьянин задумчиво изогнул бровь. Упоминаний о Лилии он будет избегать, насколько это возможно. Лилия и без того натерпелась.
– Оставайся здесь, – велел он, сам изумляясь тому, как разговаривает с особой из высшей касты. – Оставайся здесь и отдохни. Я должен увидеться с теми, кто будет заниматься убийством. Тебе со мной ходить ни к чему.
– Но ведь и мне следует с ними поговорить… разве не так?
– Только если возникнет надобность. В конце концов, ты видела не больше моего. И с убитым, как и я, не знакома.
Лилия не возразила ни словом, но у Ульдиссиана сложилось отчетливое впечатление, будто она прекрасно понимает: оберегая ее, он рискует собственной репутацией.
Помолчав, аристократка вновь улеглась на подушки.
– Хорошо, если тебе так угодно. Я буду ждать от тебя известий.
– Вот и ладно.
С этим Ульдиссиан, составляя в уме объяснения, направился к двери.
– Ульдиссиан!
Крестьянин оглянулся на оклик.
– Спасибо тебе, Ульдиссиан.
Покрывшись румянцем, крестьянин шагнул за порог, и, несмотря на изрядную дородность, бесшумно спустился вниз. У подножия лестницы он приостановился и бросил взгляд в общий зал. Все, кого ему удалось разглядеть, держались как ни в чем не бывало,
Однако кровавая расправа, свидетелем коей сделался Ульдиссиан, была учинена вовсе не с пьяных глаз. Это, скорее, напоминало работу какого-нибудь безумца либо злодея, причем наверняка пришлого – скажем, разбойника, проходящего через окрестные земли.
С каждым шагом убеждаясь в верности этой догадки все крепче, Ульдиссиан поклялся завести о ней речь в разговоре со старостой и командиром стражи. Серамцы с радостью вызовутся прочесать окрестности в поисках этого ублюдка, и на сей раз с преступлением разберутся здесь, на месте: добрая прочная веревка завершит дело, как подобает. Большего такой зверюга не заслужил.
Отворив заднюю дверь, он тихо выскользнул наружу…
– Вот он! Вот человек, о котором я говорил!
От неожиданности Ульдиссиан отпрянул назад, замер в дверном проеме. Перед ним стоял Тиберий – быкоподобный здоровяк, с которым крестьянин частенько боролся в дни ярмарок и чаще проигрывал, чем побеждал, а с ним – седоволосый, похожий на лиса Дорий, таращившийся на Ульдиссиана так, будто видел его впервые в жизни. За ними столпилась еще добрая дюжина человек, большей частью из стражников, но кроме того среди них обнаружился и Ахилий… и двое заезжих служителей Церкви. Тот, что постарше, слова эти и произнес, да еще обвиняюще ткнул в ошарашенного крестьянина пальцем.
Придя в себя, он перевел взгляд на охотника.
– Ты им все рассказал?
– Не разговаривай с ним, охотник, – вмешался Дорий, прежде чем Ахилий успел ответить. – Не время. До выяснения всех обстоятельств – рот на замок!
– Обстоятельства уже известны! – объявил посланник Церкви Трех. – Ты во всем и виноват! Твои же собственные слова тебя и изобличают! Покайся же – хотя бы ради спасения души!
Его спутница, юная девица, кивала в такт каждому слову. В эту минуту, указующий на крестьянина, обличитель отнюдь не казался ни мирным, ни праведным.
Сдержаться, не позволить отвращению к служителю Церкви взять верх над разумом, стоило Ульдиссиану немалых трудов. Если крестьянин верно понял этого человека, его только что обвинили в том самом убийстве, о котором он собирался сообщить властям!
– Я? Думаешь, это моя работа? Клянусь звездами, мне бы взять тебя, да…
– Ульдиссиан, – негромко, взволнованно пробормотал Ахилий.
Сын Диомеда взял себя в руки.
– Ахилий! – сказал он, повернувшись к лучнику. – Это же я сказал тебе, где искать тело! Ты и лицо мое видел, и…