Право на эшафот
Шрифт:
Разумеется, причину я понимала, потому что магическая клятва должна отличаться краткостью, точнее — не может быть длиннее определённого количества звуков, иначе не сработает. Именно поэтому те студенты, кто делали незапланированную паузу или вставляли паразитные словечки вроде «эээ», вынуждены были повторять клятву, пока над головой не вспыхнет огонь, показывающий, что ограничения наложены.
Подозреваю, что для Сиятельных клятва должна быть другой, но для меня подошла и эта. Наша группа под предводительством Альвареса, старательно делающего вид, что вчера ничего не случилось, шла
После чего мы наконец отправились на наш первый и единственный в этот день урок по магии, который проводил куратор. Это было единственное занятие в этом семестре, где Альварес нас чему-либо учил, дальше мы с ним будем встречаться только на собраниях группы. Во всяком случае, я на это очень надеялась.
Задача была несложной: научиться обращаться к своему внутреннему магическому источнику. Обучение шло по одному, чтобы не распылять внимание. К каждому студенту куратор подходил по определённой им очереди и, если у того не получалось, клал руки на плечи, и направлял, пока у обучаемого в руках не появлялся шарик магии. Этот шарик можно было дальше трансформировать во что угодно, главное — не отправлять в свободный полёт, потому что это была так называемая сырая магия, повреждения которой всегда сложно исцелялись.
Я решила, что счастья кураторской помощи мне не нужно, поэтому «справилась» самостоятельно, пусть и не слишком быстро, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания.
Когда Альварес добился, что магия у всех откликнулась, пришло время показывать нам первое заклинание: те самые Кольца Силы. И тут куратор дело на самотёк не пустил: все кольца вызывались исключительно по его команде и под его присмотром. Дар у большинства в нашей группе как раз и был 3-5 колец, достаточный для обучения, но не выдающийся, поэтому мои шесть с половиной колец вызвали некоторый ажиотаж. Альварес так вообще замер, как охотничий пёс, почувствовавший дичь, и попросил повторить. Я и повторила. Разве мне жалко?
— Кому много дано — с того больше спросится, — наконец пафосно сказал Альварес перед тем, как меня отпустить. — Вы осознаёте, сеньорита Кинтеро, что ваш дар ещё может вырасти при надлежащем прилежании?
Прилежание он произнёс с паузой в нужном месте, как слово с предлогом, что показалось неприличным намёком. Я постаралась передать взглядом своё отношение, а то, что взглядом не получилось, добавила словами.
— Можете не сомневаться, я осознаю ответственность, налагаемую на меня высоким уровнем дара. Я буду самой прилежной ученицей за всё время существования университета. Никаких посторонних интересов, никаких романов. Только магия.
Дырка вам от амфитеатра, сеньор Альварес, а не роман со студенткой. Особенно, с подчинённой вам студенткой. На удивление, преподаватель не обиделся на мои слова. Напротив, расплылся в очередной улыбке, которую наверняка считал обворожительной.
— И это правильно, сеньорита Кинтеро. У нас вчера с вами возникло небольшое недоразумение. Вы меня неправильно поняли. Но преподаватель обязан выражать свои мысли чётко, поэтому я считаю это своей виной и приношу вам своё извинение.
— Хм. — раздалось
— Я принимаю ваши извинения. — Я кивнула ему с таким величественным видом, словно я была королевой, а он — провинившимся подданным. — Надеюсь, что больше таких недоразумений между нами не возникнет.
— Разумеется, сеньорита Кинтеро. Когда прибывает ваш отец? Я хотел бы с ним встретиться.
— Пока не знаю, сеньор Альварес, — ответила я, не зная, то ли плакать, то ли смеяться от желания Альвареса познакомиться с моей семьёй. — У меня пока нет известий от родных.
Нужно будет купить газет да просмотреть: не было ли в Муриции каких волнений, связанные с нападениями на теофренийцев. А то, кажется, мне нужно срочно становиться сиротой. А то ведь Альварес не отстанет, пока не попросит разрешения за мной ухаживать.
После меня оставалась только Ракель, которая показала пять колец, чем была необычайно довольна. Высказала она это сразу, как занятие закончилось и мы выскочили в коридор так быстро, что Альварес не успел ничего мне сказать, даже если хотел.
— У старшего брата только четыре кольца, — сообщила Ракель. — Вот я ему нос утру. Жаль, конечно, что не твои почти семь, но пять тоже очень хорошо.
— Одно кольцо разницы за время учёбы может уйти в твою пользу.
— Это да, — она мечтательно улыбнулась. — Говорят, есть хорошие методики по росту. Но если они не сработали у брата, могут и мне не помочь.
— Зависит от усердия.
— Оно будет.
Настроена она была решительно, но настрой с неё слетел сразу, стоило нам выйти из корпуса.
Потому что мы вышли как раз тогда, когда нас своим визитом почтил Диего. Шёл он в компании ректора и пары сеньоров, которых я не знала, а выглядел так, словно оказывал окружающим великое одолжение. Сиятельность запустил на полную катушку, и её флёр достигал даже до нас. Ракель так вообще застыла, не в силах оторвать от него взгляда. И не одна она.
У Диего же был вид пожившего быка из анекдота. Быка, который говорит молодому активному товарищу: «Мы медленно-медленно спустимся с горы и оприходуем всё стадо». Кто-кто, а Диего точно был в курсе возлагаемых на него Теофренией надежд по улучшению демографической ситуации с Сиятельными и был не прочь воспользоваться положением.
— Пойдём, — потянула я Ракель. — Время обеда.
— Это же Сиятельный, — очнулась она. — Как он посмел сюда явиться? И идёт, сволочь, так, словно ничего не боится.
— Ему дали слово, что с ним не случится ничего плохого, — напомнила я.
А хорошее — напротив, случится. Поди, предвкушает уже, как станет родоначальником целой теофренийской ветви Сиятельных. Интересно, почему именно на него пал выбор Теодоро? Или они сюда будут вахтами наезжать? Чтобы не перетрудились и не переразмножились? Чтобы не получилось у кого-то одного слишком много потомков в недружественной стране?
— Нельзя было давать такого слова. Все Сиятельные на нашей земле — законная добыча, — проворчала Ракель, но совсем тихо, потому что процессия уже подходила к нам.