Право на легенду
Шрифт:
— Ну, Егор… Я, честно говоря, думал — ты ваньку валяешь. Очень уж у тебя вид несолидный. На печника не тянешь. Но будем считать, что крещение твое состоялось.
— Больно быстро! — рассмеялся Коростылев. — Я все-таки архитектор, Александр Касимович. А печи класть — это у меня вроде ваших кактусов.
— Так-то оно так. Да не совсем так. Печь или еще что другое — не суть важно. Красиво ты работаешь. Вкусно… Смотреть на тебя хорошо, когда ты в деле. Вот это уже суть.
— Бросьте, — смутился Коростылев. — Чего там… — И, желая переменить разговор, сказал: — Знаете, Александр Касимович, странные у вас тут места. На неподготовленного человека действуют. Плыли мы с Вутыльхиным, так я прямо, как девчонка, рот разевал. Очень много пространства. Очень все большое, крепкое: Надежное. Понимаете? Ничего
— Ты не стесняйся, — мягко сказал Варг. — Все мы через это прошли. И каждый видит свое. Ты — архитектуру. Другой… Знаешь, был я как-то в Марково, это Восточная Чукотка. Места там примечательные, вроде как оазис — широкая долина, река, заросли тополей, сопки только на горизонте проглядывают. И село — как наша русская деревня: рубленые избы, огороды, пристройки всякие. Но что меня поразило — на многих домах висят скворечники! На Чукотке скворцов-то не было и не будет никогда, а тяга, видать, осталась у людей. Вдруг прилетят? Вот такая психология, понимаешь. — Варг кивнул в сторону окна, за которым собирались светлые летние сумерки. — Ты говоришь: «четко и целесообразно». А я, грешный человек, вот уже половину жизни здесь прожил и все — удивляюсь! Не помню, чтобы хоть одна весна была похожа на другую, не помню этого. Давно бы надо привыкнуть, а не привык. Мне здесь… красиво.
Это был очень редкий случай, когда Варг заговорил в такой не свойственной ему манере. И потому, должно быть, помолчав немного, добавил:
— А вообще-то погоди. Увидишь еще, как эта красота взъерепенится. Даром, что лето на дворе. Такую истерику закатит…
— Снег, что ли, пойдет? — простодушно спросил Коростылев.
— Ты погоди. Увидишь этот снег.
Капитан как в воду смотрел. На другой день прямо с утра над Колун-горой заструился легкий мираж — так переливается и дрожит над полями нагретый в жаркую пору воздух. Колун-гора была всего-навсего невысокой сопкой, действительно похожей то ли на утюг, поставленный на попа, то ли широкий колун. Однако называли ее уважительно — горой, потому что, как узнал Коростылев позднее, эта невзрачная сопка острым своим гребнем вспарывала идущий с юга теплый воздушный фронт, делила его на две струи, которые с разбегу обогнув Колун-гору, сталкивались у ее подножия, и тут начинали обретать плоть сложные законы аэродинамики: вполне нормальный ветер, дующий с материка, скатывался в долину необузданным ураганом.
Ничего этого Коростылев не знал. Он сидел дома, читал книгу, краем уха слушал по радио эстрадный концерт. Динамик вдруг замолчал на полуслове, что-то в нем поскреблось, потом женский голос громко сказал:
«Внимание! Говорит штаб борьбы со стихийными бедствиями. Ожидается ветер до шестидесяти метров в секунду. Товарищи, просим немедленно прекратить топку печей. Из дома не выходить, Всем руководителям предприятий — обеспечить аварийную готовность. Повторяю…»
Коростылев с любопытством подошел к окну. На улице было тихо, безоблачно; напротив в сквере, усеянном ромашками, играли дети. Странно. «Штаб по борьбе…» Прямо как при землетрясении. И тут он увидел, скорее почувствовал, как в поселке произошло какое-то движение. Захлопали двери. Из соседнего дома выскочили две молодые мамаши в мигом утащили своих ребятишек. Остановился в дальнем конце улицы крытый брезентом грузовик. Постоял минуту и, развернувшись, уехал обратно.
Зазвонил телефон.
— Ты дома? — спросил Варг. — Хорошо. Сиди и не высовывайся. Что? Некогда мне. Сиди, говорю, не высовывайся.
Коростылев снова подошел к окну. Поселок был совершенно пуст. Радио молчало. Тишина навалилась глухая, зловещая. Он поморщился. Чертовщина какая… И обрадовался, когда рядом послышался тонкий, на одной ноте, звук — это было похоже на знакомый звон проводов под ветром. «Обыкновенный ветер, — подумал он, отворачиваясь, чтобы закурить. — Обыкновенный сильный ветер». — И тут на дом обрушилось что-то такое, чему, он не успел подобрать сравнения: это мог быть океанский вал или песчаная гора, низвергнутая наземь; дом задрожал;
Так продолжалось, может быть, минуту, может быть, больше — Коростылев не берется судить. Его охватило странное волнение, какой-то пьянящий восторг. Стихия? Ладно. Давайте! Посмотрим, как это выглядит вблизи. Он плотно застегнул куртку и вышел в тамбур. Прислушался. Теперь дом уже не ходил ходуном, он тихо вибрировал, стекла звенели от напряжения.
Коростылев помедлил немного, потом рывком отворил дверь и шагнул навстречу ветру. В ту же секунду тугой комок плотного, как студень, воздуха заткнул ему горло; лицо ободрало песком и щебенкой, что-то неодолимое ударило в грудь, в живот, отбросив назад в тамбур. И все же в какую-то долю секунды он увидел то, что потом вспоминалось ему как наваждение: медленно — так ему показалось — над самой землей летел пустой ящик из-под картошки. Он летел, словно выпущенный из гигантской пращи, тяжелый, неправдоподобный, пока наконец не угодил в угол дома, распавшись на мелкие щепы.
К вечеру, когда Варг вернулся домой на вездеходе, «южак» начал слабеть. Проглянуло небо.
Они поужинали на кухне. Капитан, облачившись в халат, устроился в своем необъятном кресле.
— Подведем итоги, — сказал он. — Пекарня не работает. На центральном складе сорвало крышу. Будка водоразборной станции валяется в затоне, теперь дня два без воды сидеть будем. В порту унесло баржу, разворотило причал. И это всего за несколько часов, Егор. А бывает, что «южак» дует трое-четверо суток. Прибавь к этому мокрый снег или; наоборот, сухую морозную крупу — картина будет полной. Ты заметил, что у нас все двери в домах во внутрь открываются? Это затем, чтобы можно было себя откопать, когда занесет по макушку.
— Я уже понял, — покачал головой Коростылев. — Все понял. Какой дурак тут поселок поставил?
— А где его прикажешь ставить? Места у нас, сам видишь, с гулькин нос. С одной стороны — Колун-гора, с другой — бухта, посредине — затон. Вот на косе и ютимся. Другое дело — строим мы безграмотно. Школу вон какую отгрохали, а фасадом, всеми окнами, можно сказать, прямо на ветер развернули. Ну, тут что говорить. Никто этим особо не занимался. И знаешь, — в чем корень? В том, что над всеми нами до сих пор тяготеют старые представления. Все рассчитано на временное пользование. Прииски будут отработаны, недра иссякнут, — зачем особо стараться? А сейчас-то, когда мы свои недра получше узнали, можно бы и одуматься.
Они посидели еще немного, потом Варг сказал, что пора спать: работы в старом поселке заканчиваются, завтра ему с утра пораньше надо готовить баржи. А денька через два погрузятся — и в дорогу.
Коростылева Варг поселил в комнате, которая именовалась «большой базар» — это было нечто вроде гостиной, где собирались при особо большом стечении народа. Комната располагалась наверху, под крышей, имела скошенные стены; из окон было далеко видно… Коростылеву тут нравилось.
В доме уже все спали, когда он, навертевшись без сна в кровати, встал и распахнул окно. Было тихо. Было так, будто «южак» ему просто померещился. Солнце слегка присело за ближнюю сопку, лениво поглядывая оттуда на спокойную, умиротворенную землю, на зеленоватую воду бухты, на корабли, уснувшие возле причалов.
А дальше, за островом, что лежит в горле залива, тихо качались синие льды. Это были не просто льдины, оставшиеся от зимы; это были древние ледяные поля, пришедшие с полюса. Завтра они могут уйти. А могут зажать поселок сплошным кольцом, отрезать его от мира, засыпать снегом. Ветер и снег. Без графика, без календаря, без смысла… Голубое, невинно-простодушное небо, что висит сейчас над головой, — каким ты будешь через час? Как жить здесь человеку?
Коростылеву вспомнился летящий над самой землей ящик. Сопка чертова! Ее надо взорвать! Уничтожить. Или загородить поселок ветроотбойными домами, у которых стены, обращенные к ветру, пусть будут слепыми, без окон; собрать эти дома в кольцо, закрыть улицы галереями.