Право на легенду
Шрифт:
Что вынесет для себя и для людей из этих маршрутов молодой рабочий? Тысячи метров пробуренного грунта? Да, конечно. Но мы обязаны помнить о том, что духовное становление человека было и остается Для нас главным. А вот этого как раз и не заметно. «Читали вы Паустовского?» — «Не читал». — «А Пришвина?» — «Не слышал даже».
На тумбочке у Грачева я увидел потрепанный задачник по физике. Оказывается, когда-то он собирался поступить в институт. Теперь об этом даже не вспоминает. Линия горизонта у него крепко замыкается пологими чукотскими холмами…»
Далее было много еще в таком же духе.
— Да-а… — протянул Коростылев. — Плохи наши дела. А
— Кажется, читала. Про это… Я уже не помню, про что. Забыла.
— Вот видите. Серьезное упущение. Я тоже, кажется, читал. Бросьте вы, Верочка, расстраиваться. Глупости все это. Правда, злые глупости. Есть у нас такие интеллектуальные петушки. «Вы Ахматову не читали? Ай-ай-ай!» А сам, зануда, до сих пор уверен, что серу из ушей добывают!
Коростылев еще раз пробежал глазами статью.
— Ну! Что я говорил! Прямо хоть ликбез дуракам устраивай. Слушайте: «Лютый мороз сковал землю. Вот уже неделю, как столбик ртути в термометре не поднимается выше пятидесяти…» А он и не может подняться, потому что ртуть замерзает уже при тридцати девяти градусах, и ее никогда не применяют для измерения низких температур. А туда же, грамотей, с поучениями суется. Лучше бы в справочник заглянул.
— А что применяют? — машинально спросила Вера.
— Спирт применяют. Подкрашенный.
— Да-да. Конечно… Это и мы проходили. Так вы считаете, по работе у него из-за этого неприятностей быть не может?
— Еще чего? И думать перестаньте.
Потом они молча смотрели сквозь окна на далекую землю, по которой пятнами ползли редкие тени от облаков. Уже подлетая к поселку, Вера снова вздохнула:
— Вы говорите — глупости. Знаете, какой он впечатлительный? Я только и надеюсь — может, он газету пока не читал? Все-таки далеко до партии, почти сто километров.
7
Никакой газеты Сергей Грачев не читал, потому что газеты к ним не возили: больно велика роскошь. Радио у них есть, вот пусть и слушают. Дорога до ручья Кухтай, где стоит партия, была наезжена лет десять назад, когда еще прииск работал, потом ее забросили, и потому на регулярную связь рассчитывать не приходилось. Другое дело — раз в месяц обеспечить людей всем необходимым, тем более что необходимо им было не так уж много: солярки для станка, да два мешка муки, да макарон ящика два, да консервов, какие на складе есть. Обязательно, кроме того, чай и курево. Остальное — кто что закажет. Только никто ничего не заказывал.
Бывает иногда, что завернет сюда и случайный транспорт. Перекресток в тундре хоть и не оживленный, а все-таки. Вот и теперь тоже пришел к ним вроде как приблудный вездеход, развозивший по оленьим стадам опрыскиватели. Кто-то из управления и попросил шофера подкинуть в партию кое-какой груз и почту.
Почта была тощей — два письма и телеграмма Сергею Грачеву.
— А к тебе жена едет! — еще издали закричал Дима Кочубей, бесцеремонно распечатав телеграмму. — Жена к тебе едет, а ты на черта похож. За неделю не отмоешь. На-ка вот, держи.
Сергей прочитал телеграмму и выругался. Только этого ему не хватало! Всю неделю сплошные неприятности идут, как с цепи сорвались. В масляном насосе шестеренки полетели — это еще куда ни шло, а вчера сгорела головка у клапана, теперь надо цилиндр выпрессовывать, надо, считай, весь мотор перебирать. Ребята второй день смурные ходят: месяц кончается, бурить еще и бурить…
Он опять развернул телеграмму. Штемпель на ней вчерашний. Значит, завтра может
Сергей посидел немного в бараке, потом сполоснулся под рукомойником и пошел к станку. Главную мысль он от себя гнал. А как ее отгонишь, черт возьми, если Вера уже летит где-нибудь в синем небе, торопится, ждет не дождется, когда Сереженьку своего увидит. Вот дуреха, ну, дуреха и есть! Когда приспичит, она вроде ледокола, все разворотит. Случилось что? Да ничего не случилось, он-то знает.
Дима Кочубей сидел у станка на корточках и покуривал.
— Чего делать-то будешь? — спросил он, не поднимая голову. — Если завтра не уедешь, больше не на чем. Ребята говорят: ехать тебе надо. Может, поднажмем мы, соберемся. Может, успеем, а?
— Сопляк ты, Дима, — беззлобно сказал Сергей. — Что ты «поднажмешь»? Ты мотор перебрать можешь? Не можешь. Кишка у тебя тонка. Сяду я на машину, уеду. А дальше что?
Что будет дальше, они оба хорошо знали. Будет невыполнение плана. Этого допустить нельзя, хоть наизнанку вывернись.
— Девчонка же одна летит, — снова сказал Кочубей. — Куда она там денется? Кто встретит?
— Да не причитай ты! — вспылил Сергей. — Это мне причитать надо. Куда-нибудь денется. Знала, что не к маменьке летит. Ребят в конце концов попрошу, записку с шофером отправлю. Встретят ее. И обратно отправят. Будет знать, как без спросу в гости летать.
Сергей загасил окурок и снова принялся за работу. На душе у него было погано. Что говорить. Дуреха она хоть и дуреха, только летит она все-таки к нему, а не в Ялту. Когда перед свадьбой он на мотоцикле каждый день ездил к ней за сто километров, только, бы встретить перед работой, постоять где-нибудь тихонько — это она понимала… И, когда в армии его в госпиталь положили после неудачного форсирования водной преграды — она все бросила, две недели от него не отходила — он тогда не возмущался, дурехой не обзывал. Красовался перед ребятами: «Вот у меня невеста какая…»
Подошел водитель.
— Так я заеду?
— Заезжай. Тебе все равно по дороге. Вдруг чего-нибудь случится. Идем, я тебе путевку на всякий случай отмечу.
Возвращаясь со склада, он заметил на тропе большую черную собаку. Она стояла понуро, тяжело дыша. «Что за чепуха? — подумал Сергей. — Не слышал вроде, чтобы собаки одни по тундре бегали. Хозяин должен быть. Он поднял голову и увидел выходящего из густых зарослей кедровника человека.
Пряхин был в пути уже три дня. И к исходу второго дня понял, что вовремя не успеет. Все оказалось сложнее, чем ему представлялось. Спуститься в долину он не рискнул: именно сейчас там особенно много воды. Идти к избушке Малкова и добираться оттуда берегом — слишком большой крюк. Оставался один путь к заброшенной дороге от прииска Глухариный — эти места ему были знакомы, он надеялся, что по наезженной колее идти будет куда легче. Но прежде надо было миновать два перевала, о которых он знал понаслышке, а если бы знал не понаслышке, то никогда бы не решился на такую авантюру. Даже его бычье сердце не выдерживало. Мартын сигал, как козел, а Пряхин карабкался по крутым, как пожарная лестница, склонам и чертыхался. Дойти он, конечно, дойдет, но будет это через неделю.