Право на легенду
Шрифт:
— Видал. Наступили вы ему на мозоль.
Тут у крыльца загудела машина — это пришел за Коростылевым «газик». Первым делом он решил поехать на карьер — быстро-быстро, только бы посмотреть, поставлены ли ограждения. Это его ни в коей мере не касалось, и все-таки он поехал. По дороге они обогнали колонну бульдозеров. Машины, солидно шлепая гусеницами, тянулись в сторону карьера. Впереди шла огромная ярко-рыжая машина — кабина у нее такая, что трое с удобствами спать могут. Через стекло Коростылев разглядел Пряхина — тот был не
Ограждения на карьере, как он и полагал, были давно выставлены. Коростылев чуть помедлил, соображая, куда бы теперь деться, какую бы еще работу себе отыскать, но ничего придумать не смог и попросил шофера отвезти его в управление.
«А ведь я и правда нервничаю… Ты смотри! Самый настоящий мандраж. Вот не ожидал. Или — ожидал? Сегодня мой день, так все говорят. Это правда. Я готовился к нему десять лет; это было чертовски трудно, и я бы не выдержал и года, а может, и месяца бы не выдержал, если бы не знал, что сегодняшний день наступит.
Теперь вот он наступил. Я поеду сейчас в контору, буду вместе со всеми курить, разговаривать и барабанить пальцами по столу. А потом, еще, наверное, за целый час до взрыва, я заберусь на террасу и стану ждать. Один туда заберусь, чтобы никто, не дай бог, не заметил бы, не догадался. Ведь я сейчас никому не нужен, все уже прекрасно идет без меня. Взрослый человек, и вот поди ж ты. Через всю страну летел, чтобы только посмотреть, как маховик закрутится. Как земля дыбом встанет. Только за тем и летел, капитан верно все понял…»
— Володя, — сказал он шоферу. — Останови. Пойду-ка я пешком, угорел в твоей таратайке. Все, отъездились на сегодня. Гуляй. На карьер я потом вместе со всеми доберусь, на автобусе.
Идти было недалеко, Коростылев не торопился. Он свернул с дороги и стал собирать перезимовавшую под снегом бруснику — ягоды были крупные, сочные, лопались в пальцах.
Вчера на совещании кое-кто удивлялся, даже негодовал: почему это, мол, люди такое чисто техническое мероприятие превращают чуть ли не в праздник? Он не удивлялся. Это и есть праздник; праздник для всех, кто жил на этой земле, строил из гнилых досок, из выброшенного морем плавника первые дома, для тех, кто завтра начнет строить город, и ему это было той самой наградой за чертовски трудные годы — лучшей награды он не желал, видит бог.
Он еще немного пособирал ягоды, пока руки у него не сделались совсем красными от липкого сока; потом наткнулся на целую поляну каких-то странных цветов, с прозрачными, как стрекозиные крылья, листьями.
«Нарву-ка я сейчас букет, — подумал он, — да преподнесу Даниилу Пряхину, пусть он его на свою огненную машину куда-нибудь приспособит. Даня это оценит. И Эсфири Яковлевне тоже нарву, она непременно в первых рядах будет…»
И тут он вспомнил о ее вчерашней просьбе… Как нехорошо получается! Совсем голова дырявая… Ладно, успею еще. Он посмотрел на
Он все-таки нарвал цветов и, круто свернув в сторону, по каменистому обрыву стал спускаться к поселку. Эсфирь Яковлевна, как он и думал, взволнованно сидела у телефона.
— Что с вами, дорогой мой? — спросила она, держа в руках нудно гудящую трубку. — Куда вы пропали? Почему у вас брюки на коленях испачканы?
— Чепуха! — отмахнулся он. — Ползал по тундре, собирал цветочки. Где Вера? Укладывается? Ну и чудно. Дайте мне, пожалуйста, трубку.
Коростылев позвонил в гараж и вызвал машину.
— Я думала, вы уже на объекте, — сказала Эсфирь Яковлевна. — У вас сегодня столько дел! Как мило, что вы пришли проводить Верочку, это на вас так похоже. И цветы! Вы никогда не постареете, Егор Александрович, поверьте моему слову!
— Я уже старею. Знаете, я просто забыл. Да, забыл. Вот и прибежал. А цветы поставьте, пожалуйста, в воду, это я для вас на коленях ползал. Вера себе по дороге нарвет.
— Да уж нарву, — согласилась Вера, появившись в дверях. — Мне бы только на дорогу выбраться. Совсем я тут растерялась, и вот опять вы…
— Акула не подведет, — улыбнулся Коростылев. — Это я вам ответственно заявляю. Ну-ка, где ваш чемодан, машина, слышите, уже бибикает. Кстати, сколько у вас времени в запасе?
— Ничего у меня в запасе нет. Сегодня ночью улетаю.
— М-да… В обрез. Совсем в обрез.
Они вышли на улицу, и Коростылев, увидев сидящего на лавке шофера, сказал:
— Извини, Володя. Дело получилось срочное. Отвезешь девушку на Глухариный и обратно, рассчитай так, чтобы к самолету успеть. Вера тебе по дороге все объяснит.
— Объясню, конечно, — согласилась Вера, и они с Эсфирь Яковлевной стали прощаться.
Шофер тем временем как-то не очень ловко поднялся со скамейки и радостно посмотрел на Коростылева.
— Да я для вас хоть на край света! — сказал он, растроганно шмыгая носом. — Хоть через Ла-Манш! Девушку доставлю в лучшем виде, по кочкам, как по асфальту поплывем, горя знать не будет! — Он блаженно улыбнулся, стал открывать дверцу кабины, чтобы помочь Вере уложить вещи, и тут Коростылев увидел, что шофер пьян.
— Сволочь ты, Володя, — растерянно сказал он. — Как же это ты? Без ножа меня зарезал.
— Да чепуха же, Егор Александрович! Тундра же. Кто заметит? Вы же сказали — гуляй. Я и выпил. Такой день…
— Выпил! — передразнил его Коростылев. — Куда тебе ехать, у тебя ноги циркулем, язык за уши заплетается.
Вера отвернулась. Это было уже слишком.
— Дай ключ! — потребовал Коростылев. — Заправился полностью? Хорошо. И убирайся отсюда, чтобы тебя не видели.
Он распахнул дверцу, закинул чемодан на заднее сиденье и включил мотор. Вера, ничего еще не понимая, тихо и безнадежно смотрела на него, крепко держа Эсфирь Яковлевну за руку.