Право на пиво
Шрифт:
Сверхпроводящие контуры, которые должны генерировать защитное силовое поле, через неделю были закончены. Еще пару дней понадобилось на прикрепление их к оплавившемуся корпусу и подсоединение к энергосистеме корабля. Наконец, все было готово к запуску.
Виктор появился в кабине только после прямого вызова.
— Все готово? — спросил он первым делом.
— Все катушки установлены, — уклончиво ответил Вильям.
— Сколько нам лететь до центра аномальной зоны? — задал новый вопрос навигатор, внимательно глядя на зеленое соцветие носовой части. Вроде бы
— Что-то около пяти минут.
— Слушай, Степ, а у тебя есть с собой лишняя бутылочка «Оболони»? — неожиданно спросил Виктор.
— Нет, но могу принести, — удивленно ответил физик.
— Давай, неси скорее. Как ты там говорил: если уж погибать… Мы лучше немного подождем, глядишь, проживем лишние десять минут.
— Зачем так пессимистично-то, — задумчиво спросил техник, глядя на убегающего Степана.
— Чтобы жизнь медом, — улыбаясь чему-то ответил Стежков.
Минут через пятнадцать физик вернулся, неся с собой целую упаковку бутылок. Он дал одну Виктору, а другую протянул Вильяму. Удивительно, но никогда не пьющий Тримен взял пиво.
— Ну что, ребята, как говорится, поехали, — двусмысленно выразился Виктор.
— Пора домой, «Лидер»! — раздался чей-то радостный голос прежде, чем удар возвестил об исчезновении корабля из обычного пространства.
Юлия Остапенко
МАВКИНА БЛАГОСТЬ
— Да нет там мавок никаких!
— А я говорю, есть!
— Ты их видал, что ль?
— Не видал, а правду говорю, что есть!
Спорили корчмари рьяно, сверкая очами и погромыхивая кружками по столешнице. Пьяненький мужичок, сидевший у хозяйского стола, подперев заросшую щеку кулаком, сонно и заинтересованно моргал. Иногда щека с кулака соскальзывала, мужичок вздрагивал, и на мгновение его хмельной взгляд прояснялся — тогда он, кажется, прислушивался к спору с особым вниманием.
— Если нет, то куда народ пропадает? Кто б не пошел — поминай как звали! Кто еще, если не мавки?
— Да почем знать! Может, упырь или леший, всё один черт!
— Да откуда тебе леший в оболони? Оболонь — она ж мавок, да русалок, да водяников юдоль.
— Ну, значит, русалки или водяники. Что ты уперся — мавки да мавки?
— Да все знают потому что! И чего бы мужикам туда повадиться, если не мавки? С водяником, что ль, под луной ворковать?
Мужичок понимающе хохотнул и снова соскользнул щекой с кулака. Корчмари на мгновение умолкли, переглянулись, потом продолжили как ни в чем не бывало.
— Тебя послушать, так все мужики только и мечтают, как с мавкой траву помять.
— А ты будто не мечтаешь.
— Тьфу на тебя! На что она мне сдалась? Спереди еще ничего, а сзади-то — спины нет, одни кишки торчат.
— Да кто просит за спину ей заходить, дурень? Только тебя мавка и близко не подпустит. Они знаешь какие… ей надо, чтобы люб был.
— Много ты знаешь!
— А знаю!
— Да откуда, если не вернулся никто еще с оболони?!
— Вправду, что ли, не возвращаются? — наконец вмешался Лаврин. Пьяненький мужичок обиженно вскинулся,
— Как есть, — уверенно сказал тот, что постарше, и выразительно стукнул кружкой о стол, так что пивная пена заколыхалась. — Все, как один. Кто пошел в сторону оболони — поминай как звали. Ни один не воротился.
— И правильно, — оживленно кивнул молодой корчмарь. — Мавка-то, охмурив, сонную болезнь напускает. Очнется поутру добрый молодец — а памяти ему убыло. Что случилось? Как произошло? Уж про корчму-то нашу не припомнит, так и знай! Ну и про остальное тоже, а то пойдет разговоров — мавки, они ж на людях все из себя скромницы, — он подмигнул Лаврину и поднес кружку к губам, окуная усы в пену.
— Откуда же известно, что мавки любят живых мужчин, если никто наутро ничего не помнит? — спросил Лаврин.
Старший корчмарь уважительно склонил голову, молодой посерьезнел. Пьяненький мужичок, ничего не понимая, тревожно перебрасывал взгляд с одного на другого к третьему.
— В корень зрите, милостивый государь, — уважительно сказал старший. — Никак ученый будете?
— Летописец, — не без легкой гордости, впрочем, нисколько не кичась, ответил Лаврин. — Хожу по свету, собираю легенды и сказания.
— А правда-матушка вас не заботит?
— Правда — она ведь каждому своя видится.
— Верно, — кивнул корчмарь. — А я вам вот что скажу: попросту люди болтать не станут. Хотя тут кое-кто. — Острый корчмарьский локоть врезал в тощие ребра младшего товарища, от чего тот охнул, поперхнувшись пивом, и погрозил побратиму кулаком, — поклеп возводит. А только бывают люди, что против чар нечистых выстоять могут. Вот от них-то и сказ весь идет. Верить им, конечно, нельзя… но разве проверишь?
— И проверишь! — возопил вдруг пьяненький мужичок, резво вскакивая с насиженного места. Видно, его вконец разобидело, что господа беседующие не обращают на него ровным счетом никакого внимания. — Еще как проверишь! Я вот пойду и посмотрю! На мавок ваших! И всю правду скажу… как есть!
— Скажешь, — ухмыльнулся младший корчмарь. — Прям в оболони рожей в тину — хлямс! Так и скажешь.
— Не стоит, милостивый государь, — покачал головой старший. — Как бы там ни было, а вправду никто еще с оболони не вернулся. Местных спросите, коли мне не верите — не ходят туда. Мавки — не мавки, а гиблое место.
— Пойду, — упорствовал мужичок, видимо, и в самом деле достаточно пьяненький. Лаврин смотрел на него с помесью любопытства и жалости. В мавок он, положим, не очень и верил, но справедливости слов младшего корчмаря отрицать не мог — упадет бедолага лицом в трясину, еще задохнется, неровен час. Но мужичок, кажется, не на шутку разошелся — вскочил, стал искать шапку, даром что темнело на дворе.
— Пивка хоть глотни на дорожку, — вздохнул старший корчмарь, незаметно подсовывая кружку ближе. — Хорошее у меня пиво… славное! Не раз, бывало, возвращались посетители с дороги, добавки просили…