Право на шанс

Гриб Елена Григорьевна

Никто не станет на пути палача, никто не рискнет жизнью ради мусора вроде меня, никто и не вспомнит о моем существовании завтра. Я будто превратилась в камень – хоть колени не подкашивались, даже пальцы отказывались шевелиться.

Волна ненависти, исходившая от Ферна, прогнала бы и стаю голодных волков, однако карета неумолимо приближалась. Таких, как Зарлат, подобными штучками не прошибешь… Случайных свидетелей вроде профессора из Лисиц – запросто, а вот для настоящих убийц мой демон слабоват. Ему оставалось только бессильно материться, проклиная и меня,

безмозглую, и себя, бесполезного. Получалось на удивление мило и совсем не больно.

Он был единственным, кто волновался обо мне. Это приносило хоть какое-то облегчение… Проблема же заключалась в том, что он не был человекам.

«Сейчас лошади всполошатся», – безразлично решила я, в своем воображении уже чувствуя горячее дыхание холеных тварей на лице.

Где-то позади захлебывалась в рыданиях Ив, умоляя сестру не сходить с ума. Застывшая шея не позволяла увидеть, чего такого ужасного пыталась сделать Мела, но я эгоистично решила, будто она вдруг надумала принять участие в моем спасении.

Свихнулась, поди, на почве справедливости. Или так настроилась на сотню золотых, что отказывается воспринимать реальность, гласящую: посреди безлюдного тракта познания в магии не стоят и ломаного гроша. Даже подписанная королем грамота не увеличит значимость муравья, ставшего на пути чистильщика из Тавенны. У нашей колдуньи вообще не было шансов – как «на ухо» сообщила мне Ив, почти весь крохотный запас серебряной пыли они потратили, чтобы заговорить дом.

– Ну, ты… – На плечах вдруг сжались крепкие тиски. – Я тебя позже как…

«Медвежонок… Неужели прознал о тавеннской сокровищнице? Лапуля», – умиленно подумала я.

Хватка баронского сынка оказалась неожиданно сильной. Завязки на моем перешитом из одеяла плаще лопнули в один миг, и вздумавший геройствовать господинчик свалился в пыль вместе с кучей тряпья.

Карета мчалась прямо на меня. Я наблюдала за ее приближением с каким-то непонятным удовлетворением, и ощутила укол разочарования, когда неприметный за высокими украшениями кучер повернул лошадей в сторону. Они послушно убавили шаг, отступили совсем немного… И попали в облако ненависти, распространяемое Ферном.

Повозка вильнула, повинуясь движению обезумевших животных. Умелая рука возницы выровняла ход прежде, чем карета слетела с тракта, но распахнувшаяся дверка успела отшвырнуть меня в сторону.

Змея с черепом мерно удалялась, не удостоив нас вниманием. Я же смотрела в быстро сужавшуюся даль и счастливо улыбалась. Кто, кроме меня, мог похвастаться, что смерть его не узнала? Ха-ха…

А затем мир поглотила тьма, в которой не было ни назойливых криков, ни разрывающей внутренности боли.

***

– Быстро же стемнело, – возмутилась я, открыв глаза и обнаружив, что все вокруг заполонили сумерки.

Голос звучал донельзя странно, как будто мы с ним находились в разных углах комнаты. Испугавшись, я попыталась вскочить на ноги и обнаружила, что не в состоянии поднять даже рук. Меня словно укутывало тяжелое толстое одеяло, сковавшее не только движения, но и боль. Не скажу, что

ощущения были совсем уж паршивые, но я бы предпочла больше свободы. Да что себя обманывать – я бы согласилась на любые муки, лишь бы иметь возможность перевернуться на бок и увидеть что-нибудь, помимо заплесневелого потолка и длинноногого паука, что колыхался прямо над моим лицом.

С горем пополам удалось немного повернуть голову. Этого хватило, чтобы слегка оценить обстановку. Зарешеченное окошко, то ли исписанные, то ли просто грязные стены, грубый стул рядом со мной, ворох каких-то мешков… И глаза. Небольшие темно-синие глазки-пуговки смотрели на меня, не мигая. Сначала я грешила на разыгравшееся воображение, но они, как на зло, не желали исчезать в никуда, как милосердно поступили серебряная клякса, синехвостые крысы и бабочки с человеческими лицами.

– Это тюрьма? – на этот раз мой голос оказался почти что знакомым.

Правду говорят: чем меньше мы имеем, тем вольнее себя чувствуем. В кои-то веки у меня был призрачный шанс изменить жизнь к лучшему, и я дрожала над ним, как наседка! Темница, заведение для безумцев, хутор, где батрачили силком вывезенные из городов Подлесья нищие, – сиротка Тая везде чувствовала себя как дома и отовсюду выбиралась, сохранив здравый смысл и увеличив хранимый в поясном кошельке запас монет. Но внезапно у нее появилось что терять. Проклятье, я ненавидела себя за слабость, но не могла избавиться от подлых мыслишек вроде «За сколько нас продали?!» и «Ученая змея или высокородный гад?!», заполонивших голову.

– Почти угадала, – хохотнул кто-то вне поля зрения. – Это больница. Государственная, если ты еще не поняла.

Безнадежность, пока только маячившая вокруг меня, начала сгущаться. Я слишком долго прожила среди бедняков, чтобы не знать, какова судьба горемык в подобных заведениях.

– Все настолько плохо? – голос слушался лучше и лучше.

– Паршивее некуда, – признал невидимый собеседник, опознать которого я пока не сумела. – Дождь…

– И?

– И чтобы больше никаких заскоков, тетка! У меня повозка, а не лазарет! Из-за твоих выкрутасов я промок и охрип! Две серебрушки выбросил на ветер! Еще раз так сделаешь, и я тебя…

Наконец-то знакомые интонации! Я даже прослезилась, не стесняясь ни синих глаз-бусинок, ни возвратившегося серебристого пятна.

– Тая? – вопросительно произнесло последнее, нависнув надо мной. – Слышишь меня?

– Даже вижу, – скрипнув зубами, признала я. – Уйди, нечисть! Эй, Медвежонок, почему мне не шевельнуться?

– Сейчас скажу Меле, что твой бред возобновился, – без злости огрызнулся баронский сынок. – Пусть она разбирается, почему ты разговариваешь с совой.

Его неровные шаги гулко простучали по каменному полу. Наверняка каменному. Половицы ведь скрипели бы, разве нет? Я старалась занять мысли чем угодно, кроме происходившего в моей голове. Кто из нас сошел с ума? Может, это Артан тронулся, когда его бросили в застенок вместе со мной, и придумывает небылицы, отказываясь признать реальность?